Они просто ехали помещения смотреть. С высокой вероятностью её могло ни одно не устроить, но внутри – бесконечные кульбиты.
Почему – Полина не понимала, пока не случилось то, что случилось.
Он всё это время держал дистанцию. Все это время ограждался от неё плотиной. А тут прорвало.
Полина спиной чувствовала его приближение. Чуть не задохнулась, когда прижался сзади.
Не могла справиться с мощными выплесками адреналина в кровь из-за его касаний.
Пусть между его ладонями и её телом – ткань, чувство такое, будто голым по голому.
Её крупной дрожью бьет от его близости.
Часто снилось, что они снова друг к другу прикасаются, но ни один сон не сравнится с ощущениями, которые дарит реальность.
Его хриплое:
– Тих, не дергайся, – топит в желании. Оно бьет пульсацией в промежности и разносится кровью по решившему жить быстрее организму.
Полина знает, что у нее есть секунда, чтобы отказать. Просто оттолкнуть надо. Запретить. Еще она знает, что это было бы правильно. А о неправильности скорее всего пожалеет, но услышав просьбу про надышаться, поворачивает голову, ловит его жадный взгляд, закрывает глаза и подается навстречу.
Её сносит от ощущения его языка в собственном рту. Гаврила всегда целует одинаково – по-своему и без излишней деликатности.
Никто больше её вот так не целовал. Никому она вот так больше и не позволила бы.
Язык Гаврилы движется в её рту, заставляя сдерживать натиск.
Он бродит голодными руками по телу.
Полина чувствует, что в поясницу упирается горячий мужской пах. Во рту снова много-много-много слюны.
Собственной и его.
Гаврила тянет вверх блузку, чтобы через секунду гладить живот под ней. Голый. Покрытый мурашками.
Разворачивает, оторвавшись.
В глаза смотрит. Одна за другой расстегивает пуговки на блузке.
Не отпустит и не собирается отпускать, а она и не просит.
Он только вниз чуть подается, она тут же навстречу. Снова открывает рот и впускает его язык. Посасывает, позволяя распахнуть блузку, подсадить на стол.
Руки Гаврилы оголяют её бедра, скатывая юбку до неприличного высоко, женские ягодицы жжет холод каменной столешницы, но Полина не сопротивляется. Шире разводит бедра, впуская между своими его.
Запрокидывает голову, чтобы рыбой хватать воздух, смотря в крутящийся потолок, когда его губы прижимаются к шее. Он целует. Лижет. Кусает.
Это так остро, что срывается с ее губ стоном. А потом у Поли замирает сердце, потому что он, как когда-то, отмечает все ее реакции. Угодить пытается.
Снова целует. Снова лижет. Снова кусает. Прижимается и втягивает кожу…
Если коснется сейчас к белью, поймет, что оно уже мокрое. От одних поцелуев в шею.
Полины пальцы вжимаются в плечи. Они твердые. Ткань мешает. Она мечтает и его раздеть, но вместо этого позволяет целовать ниже. Живот, ребра, грудь через кружево.
Смачивать ткань слюной и прихватывать через нее острый сосок. И его тоже посасывать, доводя практически до оргазма.
Полине хочется снять лишнее с себя и с него. Ей так хорошо, что мозг в отключке.
Она изворачивается и просит вернуться к ее рту.
Они целуются, когда Полина чувствует, что дышать становится легче – на спине расходится бюстгальтер.
Теперь на уже голую грудь ложатся мужские руки и мнут, когда его язык хозяйничает во рту. Он уже её трахает. Она уже позволяет.
Сама тянется к его ремню. Сама расстегивает. Дальше – пуговицу. Под звуки её стона разъезжается мужская ширинка, а её ладонь ныряет под боксеры.
