Читать онлайн Юрий Леонов - Нескладуха

Утро выдалось серенькое, прохладное. Чуть накрапывал дождь. К восьми часам вся бригада собралась у главного корпуса стройки, но спускаться в котлован, где надо было вязать арматуру, не спешили. Похохатывали, подмигивали друг другу – весело начинался денек.

Неделю назад одному из «старичков» бригады, работающих в ней по пятому году, Кеше Кочелабову выдали телогрейку, длинную, до колен – шуба и шуба. Меньших размеров на складе не оказалось. Закатав повыше рукава, деловито настроенный Кеша отбивался от советов доброжелателей, как мог, и уверял всех, что мечтал именно о такой душегрейке: длинной и теплой, чтоб ниоткуда не поддувало. Ему почти поверили. И вот сегодня он заявился на работу в таком виде, что даже записной остряк Влас лишь присвистнул и сочувственно осведомился:

– Кто это тебя так?

– Сам! – буркнул Кочелабов.

Сказать, что телогрейка из «макси» стала «мини», значит ничего не сказать. Обкорнал ее Кеша в душевном порыве едва ли не на треть. Края, подметанные от руки, стали волнисты. Одна пола запахивалась выше другой, а сзади низ телогрейки игриво топорщился.

– Ножницы что ли тупые были?

– Ладно, не подъелдыкивай! – на всякий случай пристращал Кеша. – Подумаешь, малость не подрассчитал.

– Надо ж… – Влас деликатно, двумя пальцами одернул сзади низ телогрейки. А ты гирьку подвесь, она и оттянет.

– Или кувалду для надежности.

– Не слушай ты их, Кеша, они с похмелюги наговорят. Лучше оборочку пришей кружевную. Знаешь, как красиво будет!

– Идите вы все!..

– Куда, куда? – с интересом переспросил Влас.

Заняв свое место у опалубки котлована, Кеша принялся орудовать стальным крючком с такой силой, словно закручивал удавку на шее окаянного недруга. Проволока то и дело рвалась. Он выхватывал из-за пояса новую вязку – отрезок проволоки – и с тем же запалом начинал скручивать ее, намертво принайтовывая ребристые хлысты арматуры – крест-накрест, крест-накрест… Стальная решетка опалубки росла все выше и выше.

Бывают же такие имена, что не знаешь, как и приноровиться к ним. Пока ребенок растет – Кешка. Кешенька – уже близко с «кошечкой». Кеша – чего милей и проще, тепло и душевно, по-домашнему – пока учится мальчишка в школе. Но пошел в армию, на предприятие, в институт, пора и на другую ступеньку становиться. А та ступенька – Иннокентий, ни больше, ни меньше. Представительно, с очевидной заявкой на личность. А если личность пока не состоялась, тогда как?.. Кеша. Да, Кеша до той поры, пока человек не обретет социальный вес, не «заработает» отчество. Добивайся тогда авторитета, Иннокентий, и не журись на родителей своих, которым в давние времена не дано было размышлять о таких нюансах.

Когда у Кочелабова что-то не ладилось, бригадир Лясота, не привыкший вникать в душевный настрой сотоварищей, любил повторять: «Кеша Кеша и есть».

Говорилось так вовсе не потому, что работал Кочелабов хуже других – в нерадивых он сроду не числился, но давненько уже закрепилось у бригадира этакое ироничное отношение к длинному козырьку видавшей виды кепчонки, к бесшабашной веселости Кеши, которую изредка сменяли приступы непонятной ему самому хандры, и вот теперь вдобавок – к бывшему ватнику, ныне кургузой разлетайке.

Обычно Кочелабов огрызался в таких случаях, не задумываясь:

– А что Кеша? Как все, так и я. – Но в это утро в сердцах добавил: – На бугра равняюсь.

Намек был прозрачен: наверняка проворонил бригадир хороший подряд, иначе не крутили б они сейчас на ветру копеечные проволочки, а варили бы секции в помещении, как соседи.

Крепыш Лясота, ростом чуть повыше Кочелабова, молча скушал эту пилюлю – сделал вид, что не расслышал сказанного. Но полчаса спустя, когда надо было кому-то идти по непролазной грязи за новыми рукавицами для всей бригады, поплелся на склад, конечно же, Кеша.

– Гляди, чтоб «бэу» тебе не подсунули, – прокричали ему вдогонку.

– Да ла-а! – отмахнулся Кочелабов, что означало: «Да ладно вам, чего пристали, неужто не знаю такой простой вещи, бывшие в употреблении рукавицы от новых не отличу.»

Ушел, и как в воду канул. Уже и обрубок троса на проволочки расплели, и корреспонденту местной газеты всей бригадой ответили, какими трудовыми подарками намереваются встретить предстоящий праздник, а Кеши все не было.

– За смертью его только посылать, – распалял свой темперамент Лясота. Ну, он придет у меня!..

К тому времени, когда Кочелабов появился в проеме кирпичной кладки, бригадир вполне созрел для крупного разговора. В руках у Кеши ничего не было; глаза растерянные, даже шальные чуть, а губы подрагивали виновато.

Ходок столь откровенно готов был к разносу, что Лясота лишь вздохнул с присвистом и громко произнес:

– Та-ак!

Шмыгнув носом, Кеша блаженненько оглядел тех, кто стоял поближе.

– Обновку что ли обмыл? – закинул удочку Влас.

– Да не, – ответил Кеша нетвердым голосом. Квартиру дают в новом.

И по тому, как вяло, вроде бы даже боязливо, произнесены были эти слова, поверили парню тотчас – не врет. Дают квартиру со всеми удобствами в новом пятиэтажном доме Кочелабову Иннокентию… Как его там, по отчеству?

Не ему первому в поселке, не ему последнему. Но отчего же известие это зацепило каждого из бригады, кто стоял на раскисшем дне котлована: и балагура Власа, и веселоглазую Шуру, и долговязого «философа» Геныча?.. Зацепило – не ударило, до черной зависти дело не дошло. Каждый нашел в себе достаточно радушия, чтобы приобнять Кочелабова за обмякшие плечи и поздравить с таким событием. Но при всем при том аукнулось: «А когда же настанет мой черед?»

Почему же ты, Влас, до сих пор неприкаян? Хвалился, уезжая из Ростова на стройку, что все у тебя будет для счастья, а только и есть – обшарпанный чемодан под общежитской койкой.

По рассказам Власа, нахрапистого круглолицого здоровяка, – таких на юге России зовут гладышами – была у него в Ростове девчонка, пригожая по всем статьям. Любили они друг друга – хоть сегодня за свадебный стол. Только из-за стола вместе идти некуда. Мать отчима привела на десять квадратов коммуналки. На заводе, где работал Влас, жилье обещали не скоро. Будущая теща все агитировала, чтоб ехали молодые в станицу – там от колхоза сразу – отдельный дом, а сама за город держалась.

Почти три года ходил Влас в женихах. Три года вытирал штанами парковые скамейки, где доводил девчонку ласками до беспамятства: и кусала губы, и смеялась, и плакала она, забывая все материнские наказы, кроме одного: «Как дашь ему все, что просит, сразу кончится твоя власть.» Так длилось, пока не выяснилось, что у Ларисы появился другой жених. С той поры Влас твердо уверовал, что жизнь его не сходится с заветной линией по одной причине – квартиры своей нет.

«Ненавижу слово «квартира», – с категоричностью любит повторять подсобница Шура, вспоминая при этом Москву, глянцевитые после дождя скамейки Тверского бульвара, пропахшую ванилином булочную за углом…

Окончив десятилетку в родной своей Тимофеевке, поехала Шура учиться в столицу: там двоюродная бабка живет, есть, где остановиться. Старенькая, шустрая розовощекая баба Ляля приняла Шуру по-царски: в отдельной комнате кровать с пуховой периной едва ли не времен нэпа, разносол не столе отнюдь не деревенский: «Кушай, золотце, кушай!»

Первое время Шуре даже не верилось, что живет она в центре Москвы, возле тех самых Никитских ворот, где венчался сам Александр Сергеевич Пушкин. Дом, правда, ветхий, облупленный, кошками пропах, но жить и в такой коммуналке можно, даже если с институтом не получится. Не получилось. Срезалась на первом же экзамене. И то хорошо – хоть сразу все стало ясно. Пришла Шура домой веселая, с тортом, а баба Люся в сторону смотрит:

– Как, золотце, жить собираешься?

– А на работу поступлю, делов-то!

– Ох и ловка! Так тебя здесь и пропишут!

– Ты же старенькая, одна, вот и буду ухаживать за тобой. По уходу пропишут.

– Ловка, ловка! – снова нахмурилась баба Ляля. Я на эту квартиру, знаешь, сколько здоровья угробила, пока отдали вторую комнату, а ты – раз, и в дамках!

Ничего не поняла Шура, снова и снова переспросила, что ж тут плохого, если станут они жить вместе и Шура во всем станет помогать бабе Ляле – и в магазин бегать, и белье стирать…

– Ага, я умру, а тебе двухкомнатная в центре Москвы!

Этот довод так ошарашил Шуру, что даже в поезде, на разные лады повторяя эту фразу, вникая в потайной ее смысл, она никак не могла представить, сколько же надо было затратить усилий и нервов, как изувериться в обычных людских помыслах, чтобы с таким убеждением сказать: «Ага, я умру, а тебе – двухкомнатная». Как будто ради того, чтобы прописаться на эту жилплощадь, и приехала Шура в Москву.

– Да пропади она пропадом, такая квартира!

Если бы пришлось сообща решать, кому в бригаде нужнее всего жилплощадь, пожалуй, отдали б ее Автогенычу, он же Геныч, по паспорту Алексей Геннадьевич Боровиков. Не потому бы отдали, что давно мыкается без своего угла, и даже не потому, что другого такого сварщика-универсала поискать да поискать; а, по-житейски рассуждая, в самую бы пору пришлась сейчас Боровиковым эта квартира.

Жена у Геныча на два года старше его, стало быть, ей уже за тридцать, а детей еще не завели – все по неуюту таскает их кочевая жизнь: то в тайге, на газопроводе, то с мостостроителями… Здесь, на стройке, сначала сняли пол-развалюхи в Нахаловке – стихийном половодье самостроя. На одной половине – старый бобыль из кержаков, на другой, за ситцевой занавеской – они. В том углу, где громоздится печь, от жары обои коробятся, в противоположном, как ни подсыпал завалинку Геныч, северит. Мыслимое ли дело в такие хоромы младенца?..

В самый бы раз сейчас квартиру Генычу, чтоб наконец-то твердо осел на месте, почувствовал вкус к настоящему, со всеми удобствами жилью. Но очередь есть очередь. Пока докатилась она до Кочелабова.

Дождь перестал накрапывать. Шестеро сварщиков сидели кто на чем возле тощенького костерочка, глядели на обалделое лицо счастливчика и, согретый общим вниманием, начал приходить в себя Кочелабов, очухался до того, что стал, руками размахивая, объяснять, как повстречал он монтажника Ваську Киле и тот стал жать ему руку до хруста, а с какой стати – не понять.

– Ты что, списка не глядел?.. Твоя фамилия первой. Как раз под сорокаквартирный попадешь.

– Не трепись.

– Клянусь! – заволновался Киле, не привыкший, чтобы ему не верили. Чтоб мне в тайгу не ходить, рыбу не видеть!

В контору стройуправления Кеша порхнул тотчас же, глянул на доску объявлений – точно, не соврал Киле. В списке очередников перед сдачей нового дома первая фамилия – Кочелабов.

Три с половиной года назад надоумили Кешу записаться в очередь на жилье, а кто именно посоветовал, он и сам позабыл. Без всякой надежды на успех – слишком уж велик был список – накарябал Кеша свою фамилию в потрепанной тетради и начисто забыл про то. В быстро растущем поселке сдавали новые дома, кто-то справлял новоселье, а Кеша как поселился в комнате общежития на пять коек, так и прикипел к ее нехитрому холостяцкому укладу. И вдруг – на тебе: отдельная квартира с удобствами!

Еще не уверовав в такое чудо, Кеша заглянул к секретарше: нет ли на стройке другого работника по фамилии Кочелабов. Другого не оказалось.