Дверь со скрипом отворилась, и в траурных платочках вошли Валины подруги – Лариса и Вера. Пособолезновали и уселись перед гробом.
Первой из подруг заговорила Лариса:
– Фома, земля тебе пухом. Ты уж на нас не обижайся, коли что не так было. В жизни всякое бывает…
Не дожидаясь конца Ларисиного доклада, слово взяла Вера:
– Ты, Фома, был настоящим мужиком. Повезло Валюше. А я дура! Ты же хотел на мне жениться…
«Вот брешет! Я хотел на ней жениться. Щас! – внутри себя свирепствовал Фома. – Человек помер, мало им, так они ещё и свои грехи хотят к нему в гроб положить. Ничего, я ещё разберусь с вами! Вы у меня поплачете!»
За Фому вступился Прохор:
– Вы что, девки, чушь несёте! Насколько я помню, да и Фома мне говорил, что из вас двоих ни одна ему не нравилась.
«Так их, так, молодец, Прохор! – в глубине души радовался Фома. – А то удумали над покойником глумиться».
– Да хватит вам ворошить прошлое! – забыв о своём горе, в перепалку вмешалась Валя. – А то, за кем бегал Фома, я и сама знаю. Он ни одной юбки мимо себя не пропускал. Эта болезнь у него ещё в молодости началась.
«Ты смотри, как Валюша запела. Вместо того, чтобы мужа в последний путь отправить с незапятнанной репутацией, она туда же… – плакала душа Фомы горькими слезами. – Нехорошо вдове о своём родном муже такое говорить. Надо соблюдать приличия!»
.....
Приближалась ночь. Соседи разошлись по домам укладываться спать. У гроба остались жена покойного, её подруги и Прохор. Через некоторое время и их потянуло ко сну.
Зевнув в ладонь, Прохор обратился к Вале:
– Валюша, ты бы шла да отдохнула у кого-нибудь из подруг, а то завтра у тебя будет трудный день. Иди, а я посижу до утра, мне, холостяку, какая разница, где быть. Дома я один, а здесь с Фомой потолкую, как-никак друзьями были.
Валя согласилась и ушла с подругами отдыхать, оставив тело мужа на его друга.
Оставшись наедине с покойником, Прохор сходил в кухню, там из ящика вынул бутылку с водкой, из шкафа взял стакан, тарелку с салатом и вернулся на прежнее место. Сел у гроба, Фоме на грудь поставил тарелку с салатом, наполнил стакан, произнёс слова «за упокой души грешной» и выпил залпом содержимое стакана.
Фома по такому случаю хотел было уже восстать из мёртвых, но побоялся, что от его воскрешения у друга не выдержит сердце, и потому решил воскреснуть после того, как Прохор напьётся «за упокой» и отойдёт ко сну. Он лежал и жадно считал граммы, уплывающие в желудок своего друга.
Наполнив очередной стакан, Прохор полез в тарелку за салатом и нечаянно ткнул вилкой покойнику в руку. Отчего последний вскрикнул и восстал из гроба.
Встретившись лицом к лицу с покойником, Прохор почувствовал весь ужас своего положения. Ему казалось, будто сердце покинуло его. Растерянный и наполовину отрезвевший, он начал вспоминать молитвы, какие только знал. В его голове невольно мелькнула мысль: «Может, это горячка? Надо пойти в кухню и умыться холодной водой». Хотел сдвинуться с места, но его ноги не слушались. Он стоял как вкопанный и как попало бубнил молитвы, едва шевеля дубовым онемевшим языком. Напротив него всё так же неподвижно стоял гроб с восставшим покойником.
Вдруг гроб зашатался, и на плечо Прохора легла рука «мертвеца». Лицо Прохора задрожало и онемело. Он стал чувствовать, как из его деревянного тела выходит дух. Зубы его начали ударяться друг об друга, судорожно задёргались губы. Страхом пронизало всё тело, а впереди – нескончаемая адская ночь. Где-то во дворах завыли собаки, и от их воя сердце Прохора застучало, как молот по наковальне. Хмель соскочил с него тут же. Будто и не пил вовсе. «Чёрт меня дёрнул с покойником остаться наедине», – в душе покрыл себя бранью Прохор.
