«И Илья с ними, сволочь»,– подумал Фома.
Среднего роста, подтянутый молодой мужчина в рабочем пиджаке отдавал распоряжения. Потом все забрались в автомобиль и уехали. Но двое остались. Оглядевшись, один перешел на другую сторону улицы и скрылся в подъезде, а второй вошел обратно в дом, где жил Ревишвили. Все было ясно: его поджидают, на него охотятся. Фома развернулся и пошел прочь, сам не зная куда, подальше отсюда.
Ранний рассвет застал его в закутке между угольным складом и магазином «Какао Жоржа Бормана», тоже давно закрытого. Замерзший, невыспавшийся, голодный, с засохшей кровью на руках, полный отвратительных мыслей, он только сейчас стал трезво оценивать создавшуюся ситуацию. И чем больше он думал, тем больше приходил к выводу, что дела его хуже некуда. Он потерял все деньги, у него нет жилья, нет документов, кроме студенческой бумажки. Он не может пойти к университетским друзьям, потому что его будут искать как раз в университете. Ведь теперь у них есть все его данные. И, о боже, у них есть даже его фото! Фома вспомнил фотографию на стене своей коморки, где он и его однокурсники сняты прошлой осенью в Нескучном саду. А уж Илья покажет, который из студентов Фома Ревишвили.
Он выбрал трактир потемней, спустился в полуподвал, в дурно пахнущем туалете ополоснул лицо и руки и устроился в углу зала. Еще вчера бодрый, щеголевато одетый в недорогой, но качественный, серый в полоску костюм, студент экономического факультета, начинающий коммерсант, сегодня он ничем не отличался от публики, собравшейся в трактире: мелких служащих, лавочников, приказчиков, также одетых в помятую одежду, угрюмых и злых. Полусонный, с расцарапанным ухом, мальчишка-подавальщик поставил перед ним похлебку, которую он назвал гуляшом, и ломоть непропеченного хлеба. Все это показалось удивительно вкусным. Напоследок, согревшись, запивая кусочек сахара чем-то вроде чая, он пришел к выводу, что трудности для того и существуют, чтоб их преодолевать. Все ночные страхи превращаются в прах при свете дня. Может, он ошибся, выбрал не тот путь? Значит, надо искать другой. Ведь еще когда-то Бараташвили написал:
Отец небесный, снизойди ко мне,
Утихомирь мои земные страсти.
Нельзя отцу родному без участья
Смотреть на гибель сына в западне.
Не дай отчаяться и обнадежь,
Адам наказан был, огнем играя,
Но все-таки вкусил блаженство рая.
Дай верить мне, что помощь мне пошлешь.
Ободрив себя стихами безвременно ушедшего поэта, Фома стал рассуждать более здраво. Нет, на бога он особенно не рассчитывал, поэтому выкручиваться придется самому. Большевиков меньше всего интересует смерть Кренделя. Им нужно знать, как Крендель получал товар. И главное звено в этой цепи он— Фома Ревишвили. А нет звена – нет и цепи. И где они не смогут найти это звено? В Ткибули. Уж где-где, там его искать точно не будут. Не смогут. Одно обидно – что его считают убийцей, а ведь это наверняка Илья, очень уж любит деньги. Но как докажешь, когда самому прятаться надо?
Убедив себя, что надо возвращаться домой и искать новый путь для достижения задуманного, Фома пошел в сторону вокзала. По дороге не устоял, задержался перед витриной парикмахерской Лазара. Вывеска обещала, что Лазар «Причесывает. Андулирует, изготовляет локоны и парики. Моет голову шампунем», а также хвастливо добавляла: «Бреем чисто, пахнем прелестно. Дамы не устоят».
