– Фома, дружок,– сказал сосед,– случилось что? А то уходить мне пора. У собачек сейчас самый аппетит, у мясных рядов крутиться будут.
– Уходите? – разочарованно произнес Фома.– А я тут посылку получил. Водки виноградной прислали из дома. Хотел с утра для поднятия духа принять, но компания, видно, не собралась, только я и истопник Рамис из котельной.
Когда-то голубые, а теперь бесцветные глаза Кузея Климыча округлились, рот обиженно скривился.
– Так что я вам, не компания? Как стопочку опрокинешь, так и работается веселей. А вашу чачечку я очень уважаю, ты же знаешь,– заволновался он.
– Знаю, потому и сразу к вам,– обрадовался Фома.– Вы зайдите ко мне, там на столе штофик, прихватите его – и в котельную, к Рамису. А я закуски, огурчиков соленых на углу в лавке прихвачу – и к вам. Только без меня не начинайте.
– Да что ты, Фомка, не пьяницы ведь,– успокоил его Кузей Климыч.– Я сейчас, на ноги надену только.
Фома развернулся и пошел к лестнице, но тут же юркнул в боковой коридор, которых в этом запутанном доме было множество, и затаился между грязными шкафами и вывешенным для сушки бельем. Он прислушался. Вот Кузей Климыч вышел, закрыл дверь и торопливо направился к комнате Фомы. Было слышно, как Климыч вошел в нее, потом сразу какая-то возня, невнятный разговор и властный громкий вопрос:
– Где?
Фома услышал тяжелые быстрые шаги и вдогонку – удивленный до крайности голос Кузея Климыча:
– Да в котельной же! А вы кто будете?
Мимо закоулка, где прятался Фома, промчалась чья-то фигура. Выждав несколько секунд, из-за шкафов, как тень, бесшумно вынырнул Фома и бросился к своей комнате. В дверях с разинутым ртом стоял Кузей Климыч.
– Фомка, ни причем я. Забрался к тебе кто-то. Где штоф-то?
– Ворюга вылакал, наверно,– сказал Фома и бросился к своей узкой кровати. Не обращая внимания на растерянного соседа, он опрокинул ее и резко ударил ногой по угловой половице. Скрипнув, дощечка подскочила и открылась, как пасть щуки. Как пасть голодной щуки, потому что внутри открывшегося рта не было ничего. Фома схватился за голову. Они нашли тайник. Хоть он и ожидал этого, но все равно увидеть пустой подпол было обидно и больно. Столько труда, столько риска и опасностей, столько надежд – и такой ужасный результат. Все, денег у него больше нет, и времени тоже. Он окинул взглядом комнату, бедную и неуютную, но здесь он прожил три счастливых студенческих года, и сюда он больше никогда не вернется. Из вещей пропали книги и фотография на стене. Одежда, которой и так было немного, осталась висеть на вбитых в стену гвоздях. Фома подхватил только пальто, крикнул: «Прощай, Климыч!» – и побежал к приставной лестнице, ведущей на чердак. Через несколько минут он уже выходил из другого подъезда в соседний двор, а оттуда – в другой, пока не оказался в двух кварталах от своего бывшего дома. Нанимать извозчика он уже не стал, надо экономить, а пешком добрался до Казанского вокзала. В билетной кассе еще сидел служащий, но билетов не продавал, только развел руками.
– Какие сейчас билеты? Вон состав подали, говорят, до Ростова.
Чтобы освободить руки, Фома надел пальто и ввинтился в толпу. Он отчаянно пихался локтями, как вдруг услышал:
– Помогите! Хоть кто-нибудь! Помогите!
Фома застыл на месте, заколебался и…«эх, Елена Андреевна, не быть мне у вас на будущей неделе»,– раздвигая людей, заспешил на крик.
