Всё это я к тому пишу, что нашёл ты путь сложный, трудный, трудности которого, сколь бы я тебя к ним ни готовил, будут всегда пробующими твой позвонок на прочность. Сейчас у тебя в душе праздник, в голове туман и растерянность, как в половодье, – плыви в любую сторону, ведь просторно! Хорошее состояние, но оно пройдёт, начнётся работа, работа, работа. Тебе нужно очень много сделать и, прежде всего, в направлении самоусовершенствования. Жить нужно напряжённо, особенно периферийному писателю. Ему, горемыке, всё время приходится ходить с котомкой и нести груз той самой продукции, тех знаний и информации, за которыми в столице лишь стоит через улицу перебежать и вот они.
Не дай бог тебе заболеть чванством и самолюбованием, какая бы на тебя слава потом ни свалилась. Но не дай бог остаться робким и застенчивым провинциалом, которых у нас просто готовы на руках носить, потому что провинциал – он же ребёнок, которому можно и соску дать, и по попке похлопать ласково, и идти в нужную сторону научить, держась за руку дяди, ласкового дяди из журнала или издательства, который дни и ночи не спит и всё думает, как несмышлёнышу глазки открыть и ходить его ножками научить. Ходить надо самому, и как можно твёрже, говорить своим голосом, но как можно реже и только по делу. И помнить две заповеди – первая житейская: «Жизнь свою держи за узду, на жребий свой не ахай, и если тебя посылают в … ты посылай на …» Вторая – литературная:
Орёл был у нас председатель,
Зайчишка был наш издатель,
А критиком был медведь.
Чтобы быть российским писателем —
Ба-а-а-льшое здоровье надо иметь.
Вот и помни всегда о нём, о здоровье. Я вот с фронта его ещё немного привёз, а потом не жалел, развеивал, и не всегда на работу, но было и на застолья. Конечно, я не жалею о том, чего было не так уж и много – о гулянке, но вот хворать стал всё чаше, и хворь из-за стола надолго вышибает, а там уж и старость костями постукивает – через два года пять-де-сят! Третий день пробую садиться за стол, а и то накоротко, а сделать хочется ещё много.
Ну, написал я тебе семь вёрст, читай знай. Крепко тебя обнимаю. В добрый путь. Твой Виктор Петрович
Ноябрь 1972 г.
(Н. Волокитину)
Дорогой Николаша!
Из Гагры, из Дома творчества шлю тебе, Тамаре и Лене приветы и поздравления с праздником, к которым подсоединяется и Марья моя, здесь со мной пребывающая. Из дома я уже давненько, был в Боржоми, пил воду, пытаясь подлечить брюхо гнилое, но мало пил воду, а больше пил вино с хитрыми грузинами. Затем несколько дней был у приятеля в Сухуми и оттуда уж в Гагру переехал, где нам удалось хорошо отдохнуть. Я ничего не делал, написал лишь предисловие к повести одного томича и всё, да несколько писем. Тепло здесь было, и я до 3 ноября купался. Вот какая есть сторона! И какая наша страна! В Верхоянске минус 41, а здесь вода, как в лучший месяц в Енисее – 18—19 градусов тепла.
Письмо твоё мне сюда переслали. Рад, что у тебя всё хорошо пока идёт, что пишется, что легче дышится, а на дураков внимания не обращай. Когда я жил в г. Чусовом и писал, на меня смотрели, по крайней мере, как на проходимца, а теперь гордятся и трезвонят, что я написал «у них», на «уральской земле».
Здесь, в Доме творчества, работает и отдыхает критик Виктор Васильевич Петелин, который когда-то писал о тебе в «Правде», и он очень хотел бы иметь от тебя книжку.
Кстати, ставши членом, ты получил все права ездить в дома творчества вместе с семьёй и без оной. И надо этим пользоваться весной, а лучше осенью, в октябре, продлить можно лето на месяц и хорошо здесь поработать. Каждому писателю или семье даётся отдельная комната у самого моря – тишь, благодать, кормят на убой и ещё кино показывают. Я не пользовался этими дарами Литфонда прежде и жалею об этом, ибо от горя и работы дожил почти до полного нервного истощения и психоза.
