Нетаньяху. Отчет о второстепенном и в конечном счете неважном событии из жизни очень известной семьи - страница 6
А теперь я перехожу к той части рассказа, где начинаются настоящие диалоги, – к первому настоящему фрагменту с диалогом двух лиц, а не каким-то жалким «здравствуй, голубчик…», или «как дела…», или «садись ты уже на этот паршивый стул»… и прежде чем начать, я хочу обозначить правила. Двойные кавычки, они же просто кавычки, или, как в разное время их называли мои студенты, «кроличьи уши», «поднятые брови» и даже «капельки дождя, которые сообщают нам, кто говорит», – для историков святыня. В научных трудах цитаты – гарантия; дважды – нет, четырежды – истинная печать, она подтверждает достоверность и говорит: «Эти слова были сказаны или написаны до меня, честное скаутское». А поскольку одного честного скаутского никогда не достаточно, цитате положены кавычки, дескать, «всем, кто мне не поверил, вот автор (сначала фамилия, потом имя), вот название книги (курсивом) и номер страницы, лентяи вы этакие, а ну марш в библиотеку, удостоверьтесь сами». Я всю жизнь руководствовался этими требованиями, а потому и опасаюсь от них отказываться, пусть даже и не существует документов, противоречащих мне, и я сам – единственный свой источник. В нижеследующем я попытаюсь показать лишь показанное мне, настолько дословно, насколько позволит память, и с той оговоркою, что, в отличие от большинства писателей, посягающих на святость цитат, и в отличие от религиозных авторов (этим хватает хуцпы вкладывать слова в уста Божьи), я лишь припоминаю события, при которых присутствовал; между теми событиями и текущим моментом прошло куда меньше времени, чем, скажем, между сотворением мира и исходом евреев из Египта, и даже меньше, чем между проповедью Христа и появлением канонических Евангелий.
Разговор наш начался вот с чего: университетская библиотека и школьный театральный кружок. И если бы мне пришлось подтверждать собственные слова, я бы поставил после каждой из тем звездочку и написал: «Ср. с любым моим разговором с доктором Морсом, все они начинались с моей жены, университетской библиотеки, моей дочери и театрального кружка». Там же. Там же. Там же. Там же. Видимо, в юности доктору Морсу сказали, что у воспитанных людей нашего круга (его круга) принято запомнить один – один-единственный – факт о каждом из членов семьи своих коллег, дабы при встрече с этим коллегой или при встрече с членами его семьи можно было, упомянув об этом факте, сойти за человека внимательного и неравнодушного.
Доктор Морс спросил меня: «Как справляется ваша Эдит с нашей огромной, но беспорядочной коллекцией?» – я же, вместо того чтобы ответить ему «не очень-то хорошо», или «ее так и не взяли на полную ставку», или «ей поручают только расставлять книги на полках», или «вообще-то ей кажется, что начальство ее наказывает за предложения увеличить рабочие часы библиотеки и распространить на простых горожан привилегию брать книги на дом: по их мнению, это “сомнительные идеи” и “верх нахальства”», – вместо того чтобы ответить как-нибудь так, я сказал лишь: «У нее все в порядке».
Доктор Морс перешел на Джуди, в прошлом году ее, таинственную новенькую ученицу средней школы Корбиндейла, даже заметили – после того как она исполнила главные роли в постановках Гилберта и Салливана и Шекспира: теперь доктор Морс порой называет Джуди «Джульеттой», например: «А как дела у нашей красавицы Джульетты? В “Микадо” она была несравненна».