«Так-то лучше, – сказала Роуз, – почему бы вам не присесть, а я приготовлю нам всем чай». Натали села, как было велено, а я занял свое место, усадив Вонючку к себе на колени. Натали улыбнулась Вонючке, а Вонючка в ответ рассмеялась одним из своих фирменных задыхающихся смешков. Я видел, как улыбка Натали теряла свою фальшь, когда стали показываться новые зубы. Вонючка знал, как угодить толпе.
«Вонючка, это Натали», – сказал я, представляя их друг другу.
«Вонючка?» – усмехнулась Натали, – «что это за имя?». Я рассказал о первой встрече с Вонючкой, о мёртвой женщине и грязном подгузнике. Я опустил только невидимую связь, не зная, как это объяснить.
«Эта женщина, – сказала Натали, – могла украсть её, а теперь ты соучастник. Ты должен был немедленно доставить её в полицию».
«Поначалу я так и собирался сделать, – сказал я, потом замялся, – потом я узнал, какая она особенная. Не думаю, что правительство желает ей добра».
«Она всего лишь маленький ребенок, какой особенной она может быть?» спросила Натали, «она королевской крови или что-то в этом роде?» Я посмотрел на Роуз. Натали была её дочерью, и мне нужно было разрешение Роуз.
«Почувствуй, какая у неё мягкая кожа», – бесстрастно сказала Роуз. Натали протянула руку и осторожно взяла Вонючку за левую руку.
«Я сомневаюсь, что их интересует мягкая…» Выражение Натали сменилось выражением благоговения, когда Вонючка сблизилась с ней: «О Боже», – прошептала Натали. Её лицо изменилось на нечто очень красивое, когда её самовнушенные слабости исчезли. Я вспомнил слишком поздно, когда её глаза начали наливаться кровью. Я оттащил Вонючку, думая, что смогу прервать то, что, как я знал, она видела.
«Почему ты мне не сказал?» пролепетала Натали, в её словах сквозила боль, которую я слишком хорошо знал. Я встал.
«Мы будем в нашей комнате», – пробормотал я и повёл Вонючку в комнату для гостей. Я услышал начало криков Натали и попытку Роуз утешить её. Возможно, это был не лучший способ для Натали узнать о раке Роуз, но Вонючка считала, что ей нужно это увидеть. Мы с Вонючкой играли со свернутой парой носков. Ей нравилось пытаться засунуть их в рот, а я пыталсяпрепятствовать ей. Для неё это была замечательная игра. Я предпочитал её смех боли на кухне.
«Сэм», – мягко сказала Роуз. Я поднял голову и посмотрел в красные глаза. «Чай готов».
«Лучше, чтобы она знала», – сказал я. Роуз кивнула и молча вернулась на кухню. Я глубоко вздохнул и последовал за ней. Я подозревал, что это будет тихая чашка чая.
Как только я вошёл в кухню, мы с Вонючкой тут же очутились в объятиях Натали. Я стоял неподвижно, не понимая, как меня обнимают. Она держала меня достаточно долго, чтобы я расслабился, затем прошептала: «Я знаю, что ты тоже её любишь», и разорвала объятия. Я подумал об этом и понял, что Роуз мне действительно нравится. Мать, которую я хотел бы иметь. Вонючка улыбалась, и я мог поклясться, что видел гордость, спрятанную за её младенческими глазами. Она слишком много рассказывала Натали. Я поднял голову, возможно, покраснев ещё больше, чем хотелось бы. Натали улыбнулась и протянула руки. Я положил в них Вонючку и сел. Она заняла место рядом со мной и начала играть с Вонючкой, пока Роуз расставляла чай.
«Итак, – начала Роуз, – нам всё ещё нужен план».
«Им понадобится день или около того, чтобы найти сговорчивого судью», – добавила Натали, – «Обычно ни один судья не трогает такой широкий ордер, но их можно убедить и заявить о высшем благе, если это будет оспорено».
