Читать онлайн Стефан Хедлунд - Невидимые руки, опыт России и общественная наука. Способы объяснения системного провала
© Stefan Hedlund 2011.
Published by the Press Syndicate of the University of Cambridge, 2011.
© Перевод на рус. яз., оформление. Издательский дом Высшей школы экономики, 2015.
Посвящается Лилиан – с любовью, как всегда
Предисловие к русскоязычному изданию
Когда в начале 2011 г. увидело свет первое – англоязычное – издание этой книги, глобальная экономика подавала признаки восстановления. Многие верили, что худшая стадия ипотечного кризиса, начавшегося в США, миновала. Мало кто был готов предсказать, что идет вторая волна рецессии, спровоцированная европейским долговым кризисом. Сегодня мы имеем дело с американско-европейским финансовым кризисом, который все еще далек от завершения. Этот кризис дорого обошелся глобальной экономике, а также населению, которое вынуждено жить в условиях программ строгой экономии.
Когда я садился писать предисловие к первому изданию, передо мной была книга, в которой много внимания уделялось глобальному финансовому кризису, начавшемуся в США осенью 2008 г. В центре внимания книги был тот факт, что экономическая теория оказалась не способна ни должным образом концептуализировать причины этого кризиса, ни предложить действенное решение. Я успел написать о кризисе, разразившемся в Греции весной 2010 г. и потребовавшем финансовой помощи в размере 110 миллиардов евро; эта сумма была собрана совместными усилиями Брюсселя и Международного валютного фонда. Однако в то время я не хотел рассуждать о грядущей фрагментации еврозоны и о кризисе самого евро.
Сейчас, когда я пишу предисловие к русскоязычному изданию, для таких рассуждений настало самое время. В ответ на растущий скептицизм по отношению к евро в Великобритании британский премьер-министр Дэвид Кэмерон предложил провести референдум о том, не нужно ли Великобритании просто выйти из Европейского союза. Найджел Лоусон, служивший финансовым секретарем казначейства при Маргарет Тэтчер (с 1983 по 1989 г.), высказался еще резче: он потребовал, чтобы Великобритания вышла из ЕС просто потому, что попытки отвоевать у Брюсселя отданную ему власть обречены на провал. Хотя в 1975 г. Лоусон выступил за присоединение к ЕС, сегодня он считает его «бюрократическим монстром», которого полностью преобразил долговой кризис.
В Германии все чаще можно услышать, что отказ от немецкой марки был ошибкой, и пришло время сделать выводы. Бывший министр финансов Германии Оскар Лафонтен в 1999 г. активно выступал за объединение Европы и общую валюту, а нынче публично отказался от своего прежнего мнения и открыто призвал Германию отказаться от евро. Сегодняшняя траектория развития ведет ни много ни мало к катастрофе.
Хотя пока непонятно, чем ситуация закончится, сейчас происходит поразительная политическая трансформация. Введение евро было, возможно, одним из самых амбициозных проектов в глобальной финансовой истории. Потенциальные преимущества в то время считались громадными, а национальные протестные движения жестко подавлялись. Если спустя менее двадцати лет неспокойного существования этот проект закончится провалом, это приведет не только к колоссальному политическому позору. Это также приведет к громадным затратам для всех европейских стран, которым придется заново воссоздавать свои национальные валюты.
В отличие от понятия «провал» в самом широком смысле, понятие «системный провал», о котором столько написано в этой книге, связано с проблемами системной реакции на события. Прежде всего оно касается способности общественных наук, особенно экономической теории, концептуализировать причины кризисов и находить действенные способы решения проблем. Начиная с момента наступления ипотечного кризиса, экономическая политика и рекомендованные экономистами меры выхода из ситуации выглядят крайне неутешительно. Началось все с отрицания проблемы и надежд на то, что рынки самостоятельно справятся с ситуацией, а продолжилось ad hoc вмешательством в экономику и временными мерами, о последствиях которых мало кто задумывается.
Анализируя произошедшее, мы можем проследить за вирусным распространением греческого кризиса в другие страны Европейского союза. Страны, пострадавшие сильнее всего, стали называться явно уничижительным термином «государства PIIGS» (то есть Португалия, Италия, Ирландия, Греция и Испания). В то время как оказать финансовую помощь Греции было еще подъемно, после принятия решения о ее выкупе многие ясно осознали, что полноценный кризис в крупной стране, такой как Испания или особенно Италия, окажется просто губительным и предположительно способен даже привести к развалу еврозоны.
Однако важно то, что вне этого осознания мало кто задумался о том, что привело к кризису и как можно преодолеть системный провал. Стандартная экономическая наука продолжает настаивать на универсальности своих принципов и на практической неактуальности культурной и институциональной специфики. Хотя все больше людей постепенно понимают, что пострадавшие от кризиса страны, возможно, слишком сильно различались между собой, чтобы успешно интегрироваться в зону единой валюты, однако мало кто понимает, каким образом различия между странами можно концептуализировать, и как это должно повлиять на экономическую политику.
Вплоть до того, как кризис разразился на Кипре, общепринятый подход заключался в том, что страна, нуждавшаяся в финансовой помощи, сначала должна была представить план принятия мер строгой экономии, который бы возлагал бремя корректировки на все население. Очевидная альтернатива – позволить кредиторам взять на себя часть издержек, связанных с выдачей рискованных кредитов, – отметалась как угроза стабильности финансовой системы. Угроза недобросовестности при таком положении дел должна быть очевидной.
По сути, происходило то, что нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц назвал приватизацией прибыли и социализацией убытков. Вначале рынки демонстрируют полную готовность наживаться на дивидендах от выдачи рискованных кредитов с высокой процентной ставкой. Затем, когда рискованность этих кредитов оборачивается реальностью, они бросаются к налогоплательщикам, требуя финансовой помощи. Учитывая, что принятие чрезмерно рискованных решений вообще-то было одной из существенных причин глобального финансового кризиса, кажется не слишком мудрым поощрять такое поведение. Институциональное обучение тому, что, по сути, можно свести к прибыльной и лишенной риска деятельности, происходит одновременно быстро и эффективно.
Финансовая помощь, которую в итоге решено было оказать Кипру, была первым случаем отхода от этой практики. Мерам строгой экономии сопутствовал частичный арест средств, находившихся на частных банковских счетах, что стало называться термином «bail-in». Поскольку до кризиса Кипр служил одновременно безопасной гаванью для русских денег и крупным прямым зарубежным инвестором в российскую экономику, России пришлось взять на себя существенную часть издержек кипрской стабилизации. Само собой, Россия не была этому рада.
Одновременно с этим ухудшающаяся обстановка в еврозоне очевидным образом не способствовала крайне необходимому восстановлению американской экономики. Американский государственный долг продолжал увеличиваться, и сегодня его фактическая сумма содержит столько нулей, что ее трудно прочесть. Конгресс продолжает придерживаться политики отрицания проблемы, что заводит страну в спорадические бюджетные тупики, такие как «фискальный разрыв» в начале 2013 г., и вызывает растущее недовольство Вашингтоном со стороны населения. Поскольку перспектив сбалансированного федерального бюджета все еще не заметно, очевидно, что экономике страны наносится долгосрочный ущерб.
Эти события можно рассматривать с двух точек зрения. Можно смотреть на политические конфликты, рождающиеся по мере того, как накапливаются социальные издержки принятых мер экономии, а пострадавшее население пытается найти козла отпущения. Та ярость, которую выказывают многие греки по отношению к Германии, является только частью истории. Перед нами маячит самый настоящий призрак возвращения в Европу 1930-х годов, где по улицам маршируют левые и правые. Все подготовлено для такого развития событий. В то время как ксенофобские партии наживаются на ситуации, сообщество, формирующее экономическую политику, никак не может прийти к согласию о том, что же нужно делать.
Нобелевский лауреат Пол Кругман занял позицию безжалостного критика мер жесткой экономии, которые приводят к массовой безработице. Его предостережения приводят на ум старую поговорку о том, что, оказавшись в яме, нужно прежде всего перестать копать. У нас есть серьезные основания беспокоиться о социальных издержках. В некоторых странах возник ощутимый риск воспитания потерянного поколения. Весной 2013 г. в Греции и Испании безработными были трое из пяти молодых людей в возрасте до 25 лет. Нам еще предстоит увидеть, приведут ли те меры, которые должны спасти еврозону, к смерти пациента. Однако системный провал больше нельзя игнорировать.
С более общей точки зрения мы можем волноваться о том, что дурную репутацию заработает само понятие либеральной рыночной экономики и дерегулированных финансовых рынков. Это не только проложит дорогу новым мерам государственного контроля, которые могут помешать экономическому росту. Развивающиеся страны, которые когда-то смотрели на США и ЕС как на лидеров и рассматривали западную систему как модель для подражания, уже начали от них отворачиваться. С учетом быстрого роста стран БРИКС баланс сил и влияния в «большой двадцатке» в настоящее время меняется.
Понятно, что сейчас еще слишком рано говорить о закате «западной модели», однако уже есть все основания беспокоиться об относительном значении экономического либерализма в противовес экономическому авторитаризму, а также о жизнеспособности частной предпринимательской деятельности под растущим гнетом государственного капитализма. Общественные науки в целом и экономическая теория в частности должны как следует поработать, если хотят сохранить элемент релевантности в анализе экономической политики. Перечисленные обстоятельства вызывают глубокую тревогу, но и это еще не все. Как говорится в предисловии к англоязычному изданию, наше понимание системного провала не ограничивается финансовыми кризисами. Параллельно теме кризисов в книге развивается тема роли социальной науки в нахождении и осуществлении политических мер, направленных на достижение системных изменений путем внешнего вмешательства.
Начатые США вторжения в Ирак и Афганистан в свое время рассматривались как средство распространения либеральной демократии и основанной на правилах рыночной экономики. Сегодня они остаются напоминанием о том, что может случиться, если формировать политику, исходя из ошибочного понимания институционального контекста.
Дорого заплатив за возможность посмотреть на ситуацию с высоты накопленного опыта, мы должны бы сегодня понимать, что глубоких институциональных изменений нельзя добиться путем прямых внешних действий, не важно, что для этого использовать: крылатые ракеты и вооруженное вторжение или условия получения крупных кредитов и другие «пряники». События, последовавшие за подобными попытками, наглядно доказали их несостоятельность, а «цветные революции» показали, насколько ограничены внутренние меры достижения тех же целей.