Дядь Витя сдался:
– Ну, так-то, может, и так. Я вон слыхал, Ерохина жена бывшая, Люда, в позапрошлом году, что ли… А, нет, в прошлом. В прошлом году, да, с цыганинами встретилась.
– И что?
– Что, что, – удивился Дядь Витя. – А ты думала, почему она в Германию уехала и замуж там вышла?
В подтверждение своей мудрости таксист цыкнул зубом:
– А ты говоришь!
Оля достала телефон и уткнулась в экран. Открыла чаты, стала медленно листать переписку.
Саратов пытался разглядеть фото в кружочке и имя, чтобы понять, с кем именно открылась переписка. Сообщения то маленькие, то большие, но букв и слов не разобрать из-за волос.
Саратову мерещилась переписка с Калитеевским, завуалированные предложения, скрытые подтексты, тайные смыслы.
Машина остановилась, замедлилась в пробке.
Дядь Витя высунулся в окно, крикнул в неопределенном направлении, залез обратно, нахмурился и включил радио.
Саратов, стараясь вытянуться вперед из волосяных силков, спросил:
– Меня здесь кто-нибудь слышит?
– Они – нет, а мы – да, – раздался отчетливый голос откуда-то слева, с другой стороны, невидной Саратову.
– А вы – это кто?
– Мы – четки. А ты кто?
– Дядь-Витины четки, что ли? На зеркале которые?
– Да. Представляешь, это мы. Дядь-Витины четки. Ну а ты кто?
– А я Вова Саратов. Сижу вот в голове своей жены. Можно сказать, сел ей на голову. Утром проснулся, в заколку превратился. Что происходит, не знаю. С вещами теперь разговариваю. Наверное, с ума сошел.
– А с какими вещами ты разговаривал?
– С тумбочкой, со шкафом. С ковриком. Со счетчиком даже, пиздец какой.
– Вот оно что.
– Может, вы мне что-то объясните?
– А что тебе нужно объяснить?
– Почему вы со мной разговариваете.
– Потому что некоторые вещи тоже могут разговаривать, просто люди этого не слышат. А если и услышат, вряд ли расскажут кому-нибудь. Обычно люди тогда или с ума сходят, или книжки пишут, стихи сочиняют. Ты знаешь стихи?
– Погодите, погодите, – недоумевал Саратов, – не так быстро.
– А как ты превратился в заколку? Вот мы не умеем превращаться в людей.
– Да я, честно говоря, и сам не в курсе. А вы не знаете, как мне обратно выбраться? Может, заклинание какое-то?
– Что-то мы знаем, но знаем не всё. Хочешь, чтобы мы тебе помогли?
– Нет, блять, я хочу, чтобы лето не кончалось. Само собой, я хочу, чтобы вы мне помогли. А я, может, помогу вам. А? Что скажете?
– Да ладно. Мы не можем тебе помочь, – отчеканили в ответ старые четки. – Но, если ты выберешься, помоги Дядь Вите понять, что мы не защищаем его от ДТП и не приносим ему удачу в пути. Он просто водитель с большим стажем и хорошо водит машину. Но если он всегда будет полагаться на четки, думая, что с нами он в безопасности, то ни к чему хорошему это однажды не приведет. И ему действительно нужно это понять. Мы не хотим оказаться в искореженной железяке, из которой потом вытащат переломанного Дядь Витю и повезут в реанимацию или сразу в морг, а мы будем долго висеть в пустой развалюхе, которую никто не станет ремонтировать, и окажется она в конце концов на свалке и будет ржаветь и ржаветь много лет.
Саратов внимательно слушал.
– Ну хорошо. Так и быть.
– Мы рады это слышать.
– А я, – вежливо добавил Саратов, – рад слышать вас, чего уж. С вами хотя бы нормально поговорить можно. Дома совсем другая история была.
Машина проехала по кочке, четки колыхнулись. Дядь Витя довольно посмотрел на наливные черные бусины с красной кисточкой посередине.
