При этих словах я снова едва не подпрыгнула на диване.
– Боюсь, но вас, должно быть, ввели в заблуждение насчет моих… э-э талантов, – пробормотала я, вставая с дивана. – Я полагала, что еду на встречу профессионалов и…
– Ничуть, – перебил меня Ладыгин.
Я с удивлением уставилась на него.
– Мы пригласили вас как специалиста в области ювелирного искусства. Нам понадобится ваше мнение, когда мы найдем драгоценности, – он сделал небольшую паузу и добавил: – Если, конечно, они отыщутся.
Мне нечего было возразить. «Посмотрю хотя бы дом», – подумала я.
В небольшом автобусе, в котором мы должны были добраться до виллы, Ладыгин сел рядом со мной.
– А если эти драгоценности уже давно найдены? – спросила его я.
Ладыгин отрицательно покачал головой.
– Вы так уверены? – удивилась я. Он улыбнулся мне в ответ.
Я отвернулась к окну.
– Чем вы занимаетесь? – поинтересовалась я через некоторое время.
Ладыгин сразу же понял смысл моего вопроса.
– Вообще-то я юрист, но фирма, в которой я сейчас работаю, занимается оказанием вот таких не совсем обычных услуг.
– Скажите, а вы действительно верите, что экстрасенсы могут находить клады? – стараясь, чтобы мой голос не был услышан людьми, обладавшими сверхъестественными способностями, спросила я.
– Мои клиенты попросили меня задействовать всё, что только может поспособствовать успеху, – так же тихо ответил он мне.
Пока ехали в горы, я смотрела в окно, наблюдая за тем, как наш автобус поднимается по узкой спиралевидной дороге все выше и выше, отчего казалось, что мы приближаемся к небу. Наконец мы приехали.
Вилла представляла собой красивое двухэтажное строение из белоснежного мрамора, как и все здешние дореволюционные постройки. Хорошая сохранность здания объяснялась тем, что после революции эта собственность княгини Белореченской почти семьдесят лет принадлежала партийному руководству, затем руководство поменялось, однако принадлежность осталась: простые люди здесь никогда не жили. Вилла надежно была укрыта от любопытных глаз не только благодаря своему месторасположению – она находилась высоко в горах, – но и тщательной охране. Полгода назад ее приобрел бизнесмен, много лет просидевший в Думе.
Нынешний владелец любезно встретил нас на крыльце и провел в свои апартаменты. В просторном холле возле одной из стен высилась куча старых вещей, среди которых выделялась железная кровать на колесиках с высокой спинкой. «Вот, нашел на чердаке, хочу теперь отреставрировать», – показал рукой на хлам хозяин и улыбнулся. Несмотря на всю его доброжелательность, я уловила в глазах владельца изрядную долю скептицизма, на что украдкой указала Ладыгину. «Да, – согласился с моим наблюдением он, – и это неудивительно: хозяин сам, когда приобрел эту виллу, не поленился тщательнейшим образом исследовать ее».
Вилла восхищала как снаружи, так и внутри. Она еще не была, как следует, обставлена мебелью, за исключением, может быть, двух-трех комнат. Вся отделка: панели, лепнина и росписи на потолке, а также лестница, ведущая на второй этаж, – сохранились просто великолепно. На первом этаже одна из комнат представляла собой что-то вроде домашнего музея, хотя всю виллу можно было смело назвать этим греческим словом. В этой комнате находились чертежи постройки здания, висели дореволюционные литографии с изображением виллы, а на круглом столике, чья крышка была инкрустирована перламутром, лежала небольшая книжка. Это был сборник стихов «Ветви дуба», изданный в тридцатые годы в одном из берлинских издательств и представлявший собой репринтное издание начала девяностых. Судя по этой комнате, можно было понять, что теперешний хозяин гордится историей здания, которое ему отныне принадлежало.
