Я оказалась в довольно просторной комнате, единственным украшением которой, не считая деревянных панелей из бука и затейливо украшенных карнизов, были два больших зеркала, высотой с человеческий рост. Зеркала располагались по обе стороны от входной двери немного непривычным образом: они закрывали углы. Присмотревшись, я увидела, что они были включены в интерьер комнаты несколько позднее остальной отделки стен.
«Несомненно, такое расположение зеркал удлиняет и расширяет комнату, – подумала я, – но ведь она и без этого достаточно широка и просторна и уж точно не была предназначена для балов и приемов в самом конце крыла. Тогда для чего?» В моей голове неожиданно зазвучали слова брюнетки, сказанные за столом: «Ты видишь и не видишь, хотя смотришь, ты видишь и не видишь, видишь и не видишь…».
В это время скрипнула дверь, и в комнату вошел Ладыгин.
– Первый раз вижу такое странное расположение зеркал под углом, – произнес он, оглядевшись.
Я молчала, не переставая смотреть на зеркала, в которых отражался старый, но все еще крепкий, могучий дуб. В комнате царил полумрак. День близился к завершению. Листья дуба едва шевелились на ветвях. Неожиданно в зеркала ударили лучи света. Стало невероятно светло. Зеркальная поверхность заиграла веселыми бликами, заискрилась мириадами огоньков. По потолку весело заскользили тени. «Ну, конечно же, – подумала я, зачарованно следя за игрой света, – это его спальня».
– Мне нужна ваша помощь, – сказала я Ладыгину, направляясь к двери.
Когда мы пришли в столовую, принеся сверток, и, развернув ткань, достали шкатулку из серебра, воцарилась глубокая тишина.
Через некоторое время одна из брюнеток произнесла высоким голосом:
– Это что, розыгрыш?
– Нет, – ответил Ладыгин и поставил шкатулку на обеденный стол, затем он вынул из свертка бархатный мешочек и достал из него небольшой серебряный ключ.
Сопровождаемый прежним молчанием, Ладыгин медленно и осторожно вынул из шкатулки сначала парюру41, включавшую бант-склаваж52 и серьги-жирандоли6, отделанные изумительной синевы сапфирами, потом тиару7, украшенную рубинами, золотую фероньеру8 с черным бриллиантом, а также корсажную брошь в виде цветочного букетика с александритами, аквамаринами и бриллиантами. Последней вещью в шкатулке оказался жемчужный воротник. Почти все украшения – работы не позже начала девятнадцатого века.
– Нет, и все-таки то, что вы сделали, – это просто фантастика! – качая головой, произнес Ладыгин, когда мы уже ехали в автобусе, возвращаясь в город.
– Да нет здесь никакой фантастики, – улыбнулась я. – Все дело в книге да в зеркалах.
– В какой еще книге? – удивился он.
– У княгини Белореченской было четверо детей: три дочери и сын, – сказала я. – Сын в пятнадцатом году был тяжело ранен и контужен на полях Галиции. Стремясь поправить его здоровье, княгиня перевезла его сюда, в Крым, на семейную виллу. Юноша не мог ходить, так как был прикован к постели. Его спальня находилась на первом этаже, в дальней комнате. Вилла, как вы сами видели, располагается далеко от города. Соответственно посетителей на ней было немного. А мальчик очень хотел жить, ведь ему было всего девятнадцать лет. Страдая от ран, он начал писать стихи. К сожалению, юг ему не помог. Он умер. В память о единственном сыне, княгиня издала сборник его стихов. Тираж, по нашим меркам, очень скромный – всего пятьдесят экземпляров; он предназначался только самым близким, друзьям и родственникам. Спустя годы, этот сборник, находясь в эмиграции, в Берлине, переиздала сестра юноши, младшая дочь княгини. Вот благодаря этому сборнику я и предположила, где могут находиться драгоценности.
