– А-а-а, пойдё-ё-ёшь… Заполнишь бланк, потом отыщешь меня, понял? Пиши-давай!
И он вышел из кабинета. Малков дрожащей рукой принялся составлять заявление с просьбой о переводе. Полковник только теперь выдохнул и пролепетал заплетающимся языком:
– Мишка, ты там освоишься. Место будет какое… ты это… ты скажи за меня, ладно?
Великий Переход
На промке зашкерились трое блатных: щербатому с кривым носом было лет пятьдесят на вид, его звали Гриша; Лапшину – долговязому с запавшими глазами на тёмном лице не больше сорока; третий – Салыч – был кудрявым и коренастым. Он полулежал на самодельной раскладушке, шурша исписанным листком – только что прочёл вслух письмо от заочницы. Салыч был моложе всех.
Пили густо заваренный чай с грохотульками. Салыч отхлебнул из жестяной кружки, фыркнул, свернул листок и закончил начатое:
– …так чта, всё устаканим, братва! Главное не ссать!
– Не-е, я бы не поехал бы в село из города… – протянул Лапшин, поигрывая леденцом.
– Вася, ты мордвин что ли? По-русски говорю – глушь там! Тайга! Ни заводов, ни пароходов, нихера… Водки обычной взять негде! Мужиков не хватает! Туда и поеду. А куда мне ещё?
Гриша передал кружку по кругу, шмыгнул носом, прошепелявил:
– Езжай-езжай. Халтурку, может, найдёшь там, да?
– Работать и в поле можно, заместо коня! – захохотал Салыч – А куда я… в этом, в городе-то пойду, да?
– Чёркни чё да как. Может и я потом… – Гриша похлопал Салыча по плечу.
В закуток, где они беседовали, просунулась из-за двери голова шныря. Увидев его, Гриша неуклюже поднялся и, подволакивая отсиженную ногу, заковылял прочь. Салыч продолжил:
– Честно, чем-то она привлекает меня. Ни мата от неё, ни нытья… Чистая, в общем. Они там верующие все, конечно.
У долговязого – он весь похож был на затаившегося геккона – поднялись веки:
– Ты прямо завтра подъедешь туда?
– Да я не могу понять – успею я, не успею к вечеру. Хозяин даст на такси, тады успею…
Утром Салыч сдал тюремную одежду на складе, получил свою. Потом он зашёл в кабинет к начальнику, забрал паспорт и бумаги об освобождении. В кассе получил деньги. Несколько часов ехал через лес. Когда он сошёл на автобусной станции в райцентре, солнце стояло в зените. Это был небольшой глухой городок, застроенный при царе горохе и обнесённый при Сталине быстро почерневшими от воды бараками в два этажа. На дорогах никого не было. Тут и там во дворах сушилось бельё на верёвках, возле помоек стайками бродили псы и курицы, иногда попадались гуси.
Держалась невероятная духота. Салыч снял куртку, расстегнул пуговицы на рубашке, достал блокнот с адресом. Отслеживая номера домов, пошёл вдоль улицы, пока не заметил припаркованную в бурьяне «буханку». Её он и искал. Салыч щёлкнул языком, как привык это делать за время отсидки, поправил рубаху и скрылся в подъезде. Ему открыл толстый свиноглазый мужик с голым волосатым животом. Салыч протянул руку:
– День добрый! Я это – по поводу довезти. Там предупредить должны были…
Пузан сделал непонимающее лицо, поздоровался:
– Коля. Привет.
– Салыч – назвался Салыч.
– А… ну-да – пробубнил толстяк – К сектантам, пра-льно?.. Пятихатка.
Салыч кивнул и начал спускаться вниз:
– Ну давай, я внизу подожду…
«Буханка» упрямо шла через лес. Полузаросшая ухабистая дорога петляла вправо и влево, вверх и вниз, превращалась то в сплошной песчаный откос, то в лесной ручей. Ехали долго. Салыч спросил:
