– Очень вкусно, спасибо. Правда, я уже забыл, как ты это сделала, так что буду обращаться ещё.
– Хорошо, – я улыбалась так, что казалось, скоро лицо треснет, хотелось взять себя за щёки, чтобы это прекратить. ВэВэ тихо смеялся надо мной, но делал вид, что совсем и не надо мной, а как будто просто улыбается себе о чём-то, это дико смущало.
«Интересно, у меня на лбу уже написано, в каком восторге я от него?»
Я подозревала, что написано. ВэВэ убрал чашку в мойку, коротко посмотрел на меня, от чего я вспыхнула ещё сильнее, хотя казалось, что сильнее уже некуда, тихо рассмеялся и попытался выйти из кухни, а я попыталась его пропустить, но получилось так, что я отступала каждый раз в ту сторону, по которой он собирался пройти, и мы топтались на месте, уже смеясь от этого. Потом он взял меня за плечи и удержал на месте, обошёл и пошёл к выходу, обернулся в дверях, как будто посмотреть, смотрю ли я на него. Конечно, я смотрела. Кого из нас это больше смутило, было не понятно, но улыбка на моём лице была совершенно точно абсолютно неприличная, и я понятия не имела, куда её деть.
Внутри меня как будто океан плескался, рыже-зеленоглазый океан, слегка небрежный, немного небритый, смущённый, весёлый, с какой-то тайной в глубине. Мне не хотелось ничего разгадывать, я плавала на поверхности, и меня качало, как будто океан дышал, а я лежала на его груди.
Чувство блаженства оставалось со мной весь день. Я бегала с поручениями вприпрыжку, пела на ходу, работала так, как будто мне за это не платят, а просто по головке гладят и говорят, что я молодец, и кофе у меня отличный, и дизайн зашибенный. Я любила весь мир.
С ВэВэ мы за весь день больше не столкнулись, но мне было и не нужно – им пах весь этаж, или это у меня были галлюцинации, не важно, он был повсюду.
Я опять ничего не успевала, хотя носилась как электровеник весь день, практически не присев, и подозревала, что вечером опять просижу до десяти, но это было прекрасной новостью, я уже предвкушала эти блаженные три часа работы и музыки.
Слегка омрачило мой прекрасный день только то, что наша бухгалтер приболела, я несколько раз носила ей чай и обезболивающие таблетки, но легче ей не становилось, судя по тому, как бледно она выглядела и с какой скоростью работала. Я спросила у неё, чем она болеет, и чем я могу ей помочь, она попросила подиктовать ей информацию и разложить бумаги по датам, и намекнула, что её болезнь – не моё дело. Я умерила любопытство и взялась помогать, заподозрив, что у неё просто какие-то зверски тяжёлые месячные, и она не хочет об этом говорить.
На часах было почти шесть вечера, когда я зашла к ней в очередной раз, застав её в позе эмбриона на коротком гостевом диванчике, это уже выглядело пугающе, я сказала, что ей надо ехать домой, тем более, что в работе она с моего прошлого визита вообще не продвинулась. Она сказала, что я права, но никто её с работы не отпустит, пока она не доделает, так что она сейчас чуть-чуть полежит, ей станет лучше, и она всё решит. Выглядело неубедительно, и я решила брать дело в свои руки.
Нашла в коридоре дверь с табличкой: «Великий В.В., директор», постучала и заглянула, увидев за столом ВэВэ, корпящего над бумагами. Он сначала нахмурился, потом увидел меня и улыбнулся, мягко спросил:
– Что-то случилось?
– А можно тебя попросить, как начальника всех начальников? – я состроила миленькие глазки, он усмехнулся, ничего не сказал, я продолжила: – Выгони домой Юлю бухгалтера, а то она сама не уйдёт. Она плохо себя чувствует, а у неё там сверки важные, она в таком состоянии такого наработает, что потом два дня будет переделывать. Выгонишь?
