Нежнее неба. Собрание стихотворений - страница 43

И вполне возможно, что весной

Невоспитанные папуасы

Захотят полакомиться мной.

Но и с перспективами такими

Я не против выскажусь, а за,

Коль зовут последовать за ними

Эти первобытные глаза.

<1924 г. 16 июня. Понедельник.

Москва>

«Мы слушаем стихи, о ритмах говорим…»

Мы слушаем стихи, о ритмах говорим,

Но разве утаить в мешке возможно шило?

И может быть уже в классический Нарым

Кого-нибудь из нас судьба послать решила.

И если для меня готов такой удел,

Я с первого же дня без всяких промедлений

Займусь с энергией, достойной лучших дел,

Организацией сознательных тюленей.

Пока в них интерес к ученью не зачах,

Мы политграмоту закончим в три урока,

Затем я освещу им в пламенных речах

Путь классовой борьбы достаточно широко.

И убедившись в том, что поняли они,

Что масса лозунги как следует впитала,

Я с увлечением столь редким в наши дни,

Прочту им, наконец, кой-что из «Капитала».

И вот настанет день, когда на все готов

Тюлений главный вождь, восторженно неистов,

Нырнет с толпой свергать правительство китов

И их приспешников акул-капиталистов.

А это для того понадобится мне,

Чтоб пролетарии спокойны быть могли бы:

Уж если кто из них окажется на дне —

Его обгложут лишь трудящиеся рыбы.

<1924 г. 20 июля. Воскресенье.

Москва>

«Так умерла любовь… Вначале…»

Так умерла любовь… Вначале

Пылало небо полчаса

И в отдалении звучали

Мальчишеские голоса.

Но обескровело светило,

И под защитой темноты

Ночь беззастенчиво схватила

Полуувядшие цветы.

Когда ж надежды облетели,

Настало время расцвести

В душе сомнению, а в теле

Неудовлетворенности.

И сердце вымолвило строго:

На этот раз – не прекословь! —

Не перейдет с тобой порога

Двадцатидневная любовь.

<1924 г. 9 августа. Суббота.

Москва>

Начало поэмы («Орлиное Перо не знает страха…»)

Орлиное Перо не знает страха;

Он – мудрый вождь и мужественный воин,

Не старая лисица и не баба,

Он не умеет и не хочет лгать;

Откройте уши, воины и дети,

Слова вождя пусть слух ваш услаждают,

Как свист лассо, как пенье томагавка,

Как вопль скальпируемого врага.

То было в месяц падающих листьев:

Два племени – апахи и команчи

Между собой топор войны зарыли

И собрались держать Большой Совет;

Мы трижды выкурили трубку мира,

Водою огненной себя согрели,

И обменявшись кровью дали клятву

Шакалов бледнолицых проучить.

Между двух лун темны и тихи ночи,

И, покидая теплые вигвамы,

В такую ночь мы в прерию вступили,

Держа свой путь тропинкою войны;

Три солнца мы мустангов резвых гнали,

К четвертому достигли Рио-Гранде,

Где не ступали наши мокасины

С тех пор, как гнев Ваконды пал на нас…

1924 г. 27 августа. Среда.

Москва

Химера («Было тихо в комнате и серо…»)

Было тихо в комнате и серо,

Билась муха жалобно звеня,

В час, когда гигантская химера

Навалилась грудью на меня.

В жилах кровь оледенела, горло

Заложил резиновый комок,

И под телом, что она простерла

Я дышать и двигаться не мог.

Мне казалось: сердцу места мало,

Будто сердце схвачено в тиски,

И ломило темя и сжимало

Как чугунным обручем виски.

Словно гад по мраморным ступеням,

Извивалась потная рука

По моим беспомощным коленям

С похотливой дрожью паука.

От крылатой женщины-гиены

Пахло мерзкой сыростью крота,

И шипели клочья грязной пены

У ее чудовищного рта.

А потом в суставах захрустело,

Все померкло в мраке золотом,

Я лишился собственного тела,

А потом – не знаю, а потом

Где-то прокричал петух… Венера

Сквозь стекло рассеивала мглу

Над блестящей ручкой револьвера

И кровавой лужей на полу.

1924 г. 30 сентября. Вторник.

Назад Вперед

Нежнее неба. Собрание стихотворений - страница 43

Похожие книги