Нежнее неба. Собрание стихотворений - страница 44



Москва

Надпись на экземпляре «Поэмы о дне» («Эта поэма – детище мое…»)

Е. Д. Волчанецкой-Ровинской

Эта поэма – детище мое,
Но ее происхождение несколько туманно;
Мы коллективно создали ее:
Я на бумаге, на машинке Марианна…
1924 г. 12 ноября. Среда.
Москва

«Переполняясь лавой золотой…»

Переполняясь лавой золотой,
Два мира – мы друг к другу тяготели,
И страсть соединила нас в постели,
Воспламенив взаимной наготой.
И в этот час прекрасный и простой,
Свершилось то, чего мы так хотели,
Я пламенел на отданном мне теле,
А ты мерцала звездной красотой.
Трепещущим, неслышащим, незрячим,
Я жадно льнул к губам твоим горячим,
Безудержною нежностью жесток,
И в первый раз колени ты разжала,
Открыв еще не смятый лепесток
Для моего безжалостного жала.
1924 г. 27 декабря. Суббота.
Москва

«В парке было сумрачно и тихо…»

В парке было сумрачно и тихо,
Лишь перед размытою плотиной
Осторожно старая утиха
Крякала, похрустывая тиной.
Да душа звучала голосами,
Музыкой бесформенной сырея,
Чтоб слова раскладывались сами
В ритмы пятистопного хорея.
Листья вырисовывались тонко,
Шевелясь на фоне золотистом,
И прошла знакомая эстонка,
Шелестя разглаженным батистом.
Фавн смотрел глазами павиана
На сухие бедра Аполлона,
А высокомерная Диана
Улыбалася неблагосклонно.
И не скатываясь, под закатом,
Тронувшим изваянное тело,
На плече классически-покатом
Дождевая капля золотела.
1924

«Задумался ветер, лиловое облако вспенив…»

Задумался ветер, лиловое облако вспенив,
Тяжелую зелень и тучную рожь взбудоражив;
Твой профиль – я знаю – казался бы нежно-сиренев
На фоне заката, который не в меру оранжев.
О, если бы сердце от смутных предчувствий очистив,
Такую любовь и томленье такое отбросив,
Зеленым листком колыхаться меж кленовых листьев,
Иль колосом желтым качаться средь спелых колосьев.
И снова в душе полноту бытия обнаружив,
Подземною влагой горячую кровь успокоив,
Не знать о плечах, затуманенных дымкою кружев,
О трауре глаз и о косах душистей левкоев.
Коричневы тени и сини края силуэтов,
И я повторяю, себя до конца опечалив: —
Теперь бы твой профиль казался почти фиолетов
На этом закате, что так изумительно-палев…
1924

«Если б я родился павианом…»

Если б я родился павианом
Где-нибудь в тропических широтах,
Я бы ловко лазил по лианам
И ловил мартышек желторотых.
В детстве бы свой ум не беспокоя,
Не читал про Пири и про Кука,
И не знал бы вовсе, что такое
Наша человеческая скука.
Разве плохо будучи эстетом,
Ночью, что есть силы понатужась,
С милою предсвадебным дуэтом
Наводить на готтентотов ужас.
Или ради развлеченья просто
У туриста утащив бутылку,
Ею же бесхвостого прохвоста
Энергично стукнуть по затылку.
День за днем, то в чаще, то в овраге
Время проводил бы я приятно,
И за неимением бумаги
Не писал стихов бы вероятно.
И питая склонность с самых ранних
Лет к многодочерним павианам,
Я считался бы у павианих
Первым павианьим донжуаном.
1925 г. 25 февраля. Среда.
Москва

Мессалина («Приняв империи кормило…»)

Приняв империи кормило
Рукою римлянки шальной,
Ты даже цезарей затмила
Разгулом похоти больной.
И мог ли Клавдий золотушный,
Любивший лишь покушать всласть,
Насытить ласкою тщедушной
Твою чудовищную страсть.
И ты из цезарской постели,
Сменив пурпуровый хитон
На плащ рабыни, с дрожью в теле
Шла в гладиаторский притон.
Где распален твоею жаждой,
Твоим восторгом заражен,
Давил могучим телом каждый
Тебя нежнейшую из жен.
Где отвечая пылом силе,
Ты трепетала как лоза,
И, расширяясь, чуть косили