В том, что Руз занималась подделкой подписей, сомнения у Ники не вызвало. И проделывала она подобное уж точно не раз и не два.
«Вляпалась», — забеспокоилась Ника. Какая мера пресечения за подделку документов существует в этом времени? Штраф? Публичная порка? Год тюремного заключения? Больше? Разумеется, если твоя вина доказана.
Только вчера Ника шутила над соседкой тётей Таней, чтобы та ждала в гости следственно-оперативную группу для обыска её квартиры и вот, нате вам, накаркала на свою голову!
Девушка осмотрела стол. На нём ничего лишнего — канделябр с горящими свечами, три документа, песочные часы, чернильница, пяток гусиных перьев в стакане, десяток чистых листов бумаги.
Заглянула под стол, где обнаружился небольшой деревянный ящичек. Ника узнала в нём грелку для ног*, часто изображавшуюся на картинах малых голландцев.
Выдвижных ящиков в столе не оказалось. Зато не меньше четырёх десятков есть в шкафу-кабинете.
Взяв канделябр, Ника перешла к шкафу.
Она затратила больше часа, чтобы тщательно осмотреть каждую полочку, заглянуть в каждый ящичек и перебрать каждую бумажку.
Что искала? Всё, что могло вызвать подозрение при обыске, стать неопровержимой уликой, прямым доказательством виновности Руз или Якоба.
Поиски Ники увенчались успехом — кто ищет, тот всегда найдёт!
Хватило бы и малой толики из того, что она нашла, чтобы доказать виновность сестры и брата. Если Якоб возьмёт ответственность за содеянное на себя, то Руз и мать всё равно пойдут по миру с протянутой рукой.
«Ладно бы эта неженка Руз!» — негодовала Ника, сворачивая в трубку более трёх десятков найденных листов с тренировочными подписями. Полностью положившись на взрослого брата, она не думала о собственной безопасности. А тот оказался балбесом, не удосужившимся уничтожить улики!
Ника расстроилась не на шутку. Хочешь что-то сохранить для образца — спрячь как следует. А лучше сожги. Бережёного Бог бережёт.
Она перебирала документы, внимательно вчитываясь в текст каждого, чтобы в запале ни один из нужных не попал в «урну».
«А мать?» — продолжала она возмущаться. Знает ли мать, что её сын заставляет Руз подделывать документы? Наверняка знает. Знает, что накануне падения дочери между ней и братом произошла ссора. Дважды женщина сказала, чтобы Руз слушалась Якоба.
Нет худа без добра.
Благодаря тщательному осмотру всех документов в шкафу-кабинете, Ника узнала, что мать Руз зовут Маргрит ван Вербум, в девичестве Ван дер Зи, ей сорок восемь лет. Сорок восемь! Она на два года старше матери Ники, а выглядит бабушкой. Её старят не седые волосы с лёгким оттенком желтизны. Старит потухший взгляд и унылое выражение лица.
Отец Руз — Лукас ван Вербум умер от болезни сердца шесть лет назад в возрасте пятидесяти двух лет.
Полное имя брата Руз — Якубус ван Вербум.
— Балбесу двадцать девять лет, — задумчиво произнесла Ника. Руз младше его на десять лет.
Семья Ван Вербум признана благородной, дворянский титул имеется.
Ника вздохнула и приступила к подделке подписи.
Она затратила уйму времени, чтобы скопировать нужную подпись и отработать написание линий и завитков в длинной заковыристой подписи должника. Для этого она приняла за столом удобную позу, научилась правильно держать гусиное перо, подобрала нужный наклон и силу нажима, чтобы оно не царапало бумагу и — не дай бог! — не капнуло ядовитой чернильной кляксой на лист.
