Её комната и кабинет-спальня Якоба обставлены простой, добротной мебелью, не претендующей на художественную значимость, но наверняка представляющей чисто исторический и информационный интерес для потомков. А вот обстановка просторной гостиной выглядела вычурно помпезной, роскошной, изготовленной в стиле барокко. В ней каждая вещь или деталь отделки являла собой произведение искусства и, без сомнения, стоила целое состояние.
Мраморная плитка на полу не чередовалась простоватой грязно-серой шахматной клеткой. Она покрывала его безукоризненным чёрно-белым узором линейной раскладки.
Из стены выступал огромный камин с козырьком, облицованный изразцами. По обе стороны от него — парные настенные подсвечники. На каминной полке выстроились в ряд вазы, расписные тарелки, редкие морские раковины.
От очага шёл жар — в специальных горшочках тлели комья торфа. В кованой дровнице высилась аккуратная стопка берёзовых поленьев.
В опасной близости от камина стоял обеденный стол, накрытый ковровой скатертью. С длинной шёлковой бахромой и сложным рисунком жёлто-зелёно-розовых тонов, она была единственным ярким пятном среди тёмно-коричневой полированной мебели.
Обитые тиснёной кожей стулья стояли вдоль стены.
В углу громоздилась кровать-шкаф, в котором спит мать Руз. Ника в этом не сомневалась. Здесь же её туалетный столик в виде маленького шкафчика с зеркалом и подсвечниками по краям. На столешнице щётки для одежды и волос, шкатулка для шитья, пудреница, духи, ларец чёрного дерева, инкрустированный перламутром.
Оглянувшись по сторонам, Ника убедилась, что за ней никто не наблюдает, и заглянула в ларчик. Ни бриллиантов, ни бесценных ювелирных комплектов с драгоценными камнями не увидела. Всего-навсего скромные жемчужные серьги, браслет, неброская брошь с янтарём, кольцо и серьги с рубинами, пара витых браслетов. Возможно, основные ценности лежат в другом месте, но что-то подсказывало Нике, что их нет — проданы или заложены. На пальцах Руз нет ни одного самого тоненького колечка, в проколотых ушах нет серёжек. На госпоже Маргрит украшений тоже нет.
Ника подошла к платяному шкафу с сильно выпирающим изогнутым карнизом. Погладила створки с рельефной резьбой со сложными растительными мотивами.
Буфет, комод, сундук, широкая скамья не уступали в богатстве отделки шкафу и изготовлены в едином с ним стиле.
В буфете — сервиз из голубого китайского фарфора. Антикварный для Ники. Фарфор настолько тонкий и деликатный, что его страшно взять в руки.
На стенах картины в позолоченных рамах. Над камином большое полотно кисти Якоба ван Рёйсдала «Замок в Бентхайме». Не копия, оригинал! Невероятно, но факт! Сейчас она не имеет исторической ценности. Но в будущем украсит зал музея или станет бриллиантом для владельца частной коллекции.
По телу Ники пробежал озноб. В этом времени возможно всё! Картину модного нынче художника, которой спустя триста пятьдесят лет станет гордостью нации, может купить любой, кому она окажется по карману.
Ника прошла вдоль других полотен, имён художников которых не знала. Сколько их безвестных, но не менее талантливых, не сумевших пробиться в жизни? Сколько картин пропало или приписано тем мастерам, у которых учились безымянные художники, переняв стиль их письма? Их имена мы не узнаем никогда.
Прямые солнечные лучи не касались картин и поверхности мебели — нижнюю часть высоких узких окон закрывали ставни. В погружённой в тень гостиной сквозь частый оконный переплёт падал дневной свет. В нём тускло блестел шар на конце начищенной медной двухуровневой люстры. Она, с множеством рожков со стаканчиками для свечей, тяжёлая и изящная, свисала с высокого потолка на металлическом тросе.
