– Когда я у матери спрашивал, кто мой отец, она мне всегда одно и то же отвечала… – тихо начал Майкл.
Элайна перебила:
– У бабушки… Не у матери, а у бабушки своей ты об этом спрашивал. И я знаю, что она тебе отвечала. Одно слово. Коротенькое такое словечко: «Я». Вроде как в шутку все оборачивала. Правильно?
– Правильно…
– Мне она то же самое отвечала, когда я ее спрашивала, кто мой отец.
– Ты… тоже не знаешь?
– Абсолютно.
– А кто мой отец? Ты-то мне можешь ответить?
– Майкл… миленький… прости меня, пожалуйста… я не могу тебе ответить…
– Здесь тоже какие-нибудь мафиози замешаны? Мартины Ивы?!
– Нет-нет, что ты! Я просто… не знаю кто.
Он вскочил, опрокинув стул, Аксель немедленно на него залаял, громко и скандально. Предатель-кобель был уже не на его, Майкла, стороне, а на стороне этой суки!
Майкл грохнул об пол стеклянную кружку, из которой пил. Кружка не разбилась – крепкая. Поднял стул. Сел. Сказал, не глядя Элайне в лицо:
– Рассказывай.
«Дежавю!» – пронеслось в голове у Элайны. От внезапного поворота разговора, от волнения ее вдруг затошнило. Восемнадцать с половиной лет назад был точно такой же разговор: она пыталась объяснить случившееся Нине. Тошнило скорее от страха, чем от токсикоза беременности.
И вот вместо матери допрос учиняет сын. Ему тоже нужны подробности, которых нет. Элайне решительно нечего рассказывать. Ну, нечего! В декабре тысяча девятьсот девяносто четвертого в монреальском Чайна-тауне был веселый праздник. Она забеременела. Все.
Для Элайны, может быть, и все, а Майкл каждый день видит в зеркале лицо довольно красивого азиата. Элайна говорит, отец был из группы гонконгских школьников, приехавших в Монреаль на рождественские каникулы. Попрактиковаться в языке.
Взять и поставить свою рожу в Интернет с надписью: «Ищу отца!» Гонконг – не Китай, там народу не так уж и много…
Элайна ушла спать. Майкл уступил ей свою спальню, сам перебрался в материнскую. Она просилась в Нинину, но… Не обсуждается.
В половине двенадцатого ночи без звонка и видимой причины явились Лариска и Клаудио. Ясно… зачем. Лариска хотела оправдаться, хотела, чтоб Майкл ее понял и простил. Она же никак не могла ожидать, что сердечный приступ настолько серьезен! И так далее и тому подобное. Лариса горячилась, Майкл – нет.
– Ты понимаешь, что ты ее убила тем, что с Лысенковым оставила?
– Глупости!
– Мне плевать, что ты думаешь. Мне вообще на вас обоих плевать. Лысенков – преступник, он убил мою маму. Я эту тайну распутаю.
– Миша, ну что ты такое несешь… Ты-то не будь сумасшедшим, как… – Лариса осеклась на полуслове.
– А я и не знал, что паранойя может передаваться по наследству. – Клаудио взял со стола мандаринку, подбросил и поймал.
Он смотрел на Майкла с вызовом. Остановить процесс в зародыше – лучшее, что можно придумать. У мальчишки явно поехала крыша. Не выслушивать же, кивая, бред сумасшедшего?
– Миша, что это? – Лариса подняла палец, прислушиваясь. Из спальни Майкла раздавался легкий, но явный человеческий храп. – Кто у тебя?
Майкл тоже прислушался. Действительно храп!
Он рассказал про Элайну. Пришла тут одна… его настоящая мама…
Лариса кричала, что Элайна – обыкновенная мошенница-самозванка! Клаудио язвил, советовал Майклу стать писателем – писать детективы, в которых фигурируют зловещие мафиози и кровожадные вампиры. Или любовные романы, в которых пятнадцатилетние девочки сплошь рожают близнецов.
