У меня нет кирпича.
Зато есть задранное до пупа платье, могучая бычья шея, на которой так кайфово висеть, и грубые руки, которые… Не так плохи, как считает их хозяин. Потому что моей голодной озверевшей мазохистке на самом деле его жесткость и резкость только добавляют кайфа.
Я это знаю.
Знаю, что обречена.
Но даже проигрываю под собственную капитуляцию.
— Нет! Ни за что! Нет-нет-нет!
В конце концов, что, как не сила твоего врага делает победу действительно стоящей?
И когда моя тьма становится бездонной, когда не орать как кошка во время случки уже становится невозможным, когда мое тело само меня сдает и размазывает перед Александром Козырем сладким тонким слоем — вот тогда и можно сознаться.
— Один год, семь месяцев и двадцать два дня.
Да! Я люблю устраивать себе квесты по долгому воздержанию! Так меньше разочарований.
Козырь уважительно приподнимает брови. Молодец, мол, и как ты справилась?
— А что поделать? Я бы и рада делать это чаще, только у моего вибратора зарядка дольше держится, чем стояк у среднестатистического мужика.
— А ты засекала, конечно же? По часам?
— По часам? — фыркаю, отвоевывая себе мир у десятков тысяч жарких мелких точечек. — Обычно и секундомера хватает.
— Как интересно! — Козырь цокает языком, и одновременно с этим щелкает замок задней двери его машины.
Я и охнуть не успеваю, как он подталкивает меня к раскрытой двери и раскладывает на широких кожаных сиденьях.
— Засекай, Летучая, — свет уличного фонаря совершенно непередаваемо выхватывает в свою полосу эту невыносимую улыбку. Ровно перед тем, как он одним гребаным резким движением натягивает меня на себя.
А у меня… Нет слов, одни звуки.
Интересно, когда он успел штаны расстегнуть? Пока я от оргазма пыталась оклематься? Это ж как ему не терпелось!
Мерзавец. Гад. Подлец!
Он заполняет меня собой, а все что я могу — только на каждое его движение внутри меня придумывать, как я его обзову. Потому что… Ну сколько можно, а? Сколько можно рвать мне шаблоны? Я знаю столько женатых козлов. Спала — максимум с процентом из них, но не раз сплетничала с их любовницами.
Так вот, типичный любитель леваков — умеет лить патоку в уши. А уж во время секса? О-о-о, тут в ход что только не идет — и мат, и рыки, и клятвы, и заверения, в том что ты, да, именно ты дорогая — настоящая секс-богиня. И лучше, чем в тебе, герою любовнику никогда не было? А этот…
Этот молчит.
Сосредоточен.
Неспешен.
Работает только членом.
Болтаю… Только я, конечно!
— Чтоб тебя!
Возмутительно! Он меня пялит. Грубо. Бесцеремонно. Без озвученного на то моего согласия. И я должна бы орать: “Спасите, насилуют”, — а я… Я низко пала. Корчусь под ним и обхватываю его ногами.
— Что? — хмыкает Алекс, соизволяя нарушить свой обет молчания, но не забывая и на несколько секунд покинуть мое тело. Чтобы потом со вдумчивым выражением лица войти обратно.
— Все просто супер… — выдыхаю между его толчками.
Говорят, размер — не главное.
Говорят, даже с маленьким размером важна техника.
Может быть. Я не знаю. Но у меня сейчас ощущение, что у меня до этого дня и секса-то не было. Так… Тухлое, тусклое баловство. И ведь это… Просто секс. Секс без предварительной сессии. Секс, которого мне никогда не хватало.
А тут…
— Сколько виагры ты выпил сегодня? — смеюсь, не в силах молчать. — Или дело в медленнном ритме? Если ускоришься — быстрее кончишь?
По губам моим проскальзывают пальцы. Широкие они у него. Красивые. Вкусные. И пахнут мной.
