В реальной жизни, встретившись с медведем глазами, на дне его зрачков ты разглядишь количество переломов, что выгребешь от резкого удара лапой.
Алекс шагает назад — медведь подается вперед. Прыжком, кажущимся таким невозможным для этой тяжелой туши, перепрыгивает через дерево и встает прямо перед человеком. Ну, как встает. На секунду замирает, давая Алексу разглядеть его.
Темную сваляную шкуру. Карие глаза, в которых кипит его голод. Лютый.
А потом задние лапы снова толкают медведя вперед.
Алекс шарахается в сторону, Алекс швыряет в медведя ружье.
Близость имеет значение. Он просто не успеет вскинуть его к плечу и адекватно прицелиться. А без прицеливания шансов нанести хозяину тайги смертельную рану не особо много.
Медведь получает прикладом по морде. Птицы от яростного возмущенного рева взмывают высоко над соснами, с которых они наблюдали за возней этих, нелетучих.
Псина, не Дервиш, конечно, но тоже вполне ничего — сообразительный. Ни брехливого лая, ни поджатого хвоста — только оскаленные зубы и мощные рывки вперед.
Правда даже овчарка может только выиграть своему охотнику время, отвлекая, но не загрызть медведя на смерть.
Удар.
Болезненный собачий визг оглашает поляну. От удара медвежьей лапой пес летит далеко.
Хорошо бы псина выжила! Жалко гробить таких первоклассных охотников.
— Сюда иди, — Алекс впечатывает тяжелый ботинок во впалый бок хищника и отпрыгивает в сторону, чтобы не огрести тяжелой лапой, на сдачу от пса.
В этой истории — он видит свою роль немногим целее псины. Сам виноват — сам бросил ружье, оно отлетело далеко. Что ж, зато нож остался! Длинный, широкий, с зазубринами. Так хорошо лежащий в руке, как клык!
Медведь оказывается совсем не рад физическому контакту. Наглые двуногие не только не сверкают пятками при виде его таежного Величества, но и смеют кусаться, пинаться, швыряться всякой тяжелой ерундой!
Медведь поднимается на задние лапы и перескакивает так, чтобы отвесить подзатрещину и Алексу.
Тот уворачивается.
Пока уворачивается!
Он отдает должное себе и своим рефлексам. Они и рядом не стояли с рефлексами истинного зверя, голодного зверя, озлобленного зверя.
Наверное поэтому он оказывается не совсем готов, что только-только вставший на задние лапы и приготовившийся обороняться передними бурый сделает резкий прыжок вперед, обрушиваясь на Алекса всей массой.
Алекс запомнит тот резкий взмах, закончившийся ножом, вколоченным по самую рукоять в глаз нападавшего зверя.
А потом — оглушительный выстрел, один единственный — но достаточный, чтобы падающая на него туша вдруг обмякла.
Легче это, впрочем, её не сделало.
Он же должен быть легче! Он же после спячки, исхудавший, должен весить по минимуму, а ощущение такое, что все двести килограмм на Алекса навалились и распластали по холодной весенней земле.
Вот ведь…
Резкий удар по медвежьей туше справа заставляет её пошатнуться и помогает Алексу и самому сделать толчок, сваливая мертвого зверя на таежную лесную подстилку.
В глазах плавают черные мушки, в желудке — катастрофическая нехватка алкоголя, адреналин произошедшего даже не трясет — бьет тело резкими нервными спазмами.
В поле зрения влезает широкая ладонь Эда, и от помощи сейчас Алекс не отказывается. Потому что… Не та ситуация, чтобы строить из себя гордеца и вставать самому.
Смотрит на Эда. На его губах нет прилипшей ухмылочки. В его глазах — будто сфокусировался на цели прицел. Когда с него слетает маска — кажется, будто сквозь его кожу на Алекса смотрит он сам. Молодая версия, более совершенная, отполированная, удачная.
