Ничего страшного. Сказать «да» несправедливому - страница 36

17 декабря. Меня в больнице на несколько часов сменила мама, сделку по продаже квартиры уже нельзя было переносить.

Полтора месяца я не выходила на улицу. Осень успела смениться на зиму. Не то чтобы я не видела всего этого в окно, но когда наблюдаешь картину из окон палаты, то кажется, что кто-то просто меняет фотообои.

Было приятно ощутить этот мороз, слышать хруст снега под своими ногами. Зима, которую я не любила раньше, радовала меня.

Пока я решала вопросы по сделке, периодически писала или звонила маме. Внутренний мандраж не отступал: я не только впервые за полтора месяца вышла на улицу, но и впервые за это время не видела, что происходит с Олесей.

– Знаешь, а рядом с ней спокойнее, – сказала мама, когда мы менялись обратно.

– А снаружи тревожнее, – в подтверждение ее слов добавила я.

18 декабря. Состояние Олеси стало стабилизироваться, аппетит и настроение тоже. Она уже не температурила, кашель стал продуктивным. Половина ее и без того жидких волос выпали. Брить ее в больнице я не хотела, но мне надо было подготовить ее к тому, что дома придется с волосами распрощаться.

– А как собирать хвост, если уберут волосы? – спрашивала Олеся.

– Без хвоста пока будем.

– Я же не буду красивая.

– Ты будешь очень красивая, у тебя такие красивые глаза, – успокаивала ее я.

– А когда у меня вырастут новые волосики?

– Летом уже будут новые, – прикинув в голове срок окончания лечения, ответила я.

Она старалась не подавать виду, что расстроена, но дети – плохие актеры. Утешало, что пациентов с алопецией она уже видела, и ей не придется быть белой вороной в нашем маленьком сообществе. Она всегда хотела быть внешне похожей на меня, иметь такие же длинные волосы, а еще ей нравилось, когда мои волосы собраны в хвост. Она всегда делала мне комплименты, чем каждый раз вызывала умиление.

21—24 декабря. Специалист УЗИ увидел на своем мониторе уменьшение опухоли. Меня переполняла радость: хоть данные онкомаркеров не изменились, опухоль частично распалась. Наверное, именно в тот момент я отпустила весь этот тяжелый период и простила всех его действующих лиц, ведь на мониторе отобразилась цена перенесенных сложностей – первая положительная динамика.

Оксана Петровна отпустила нас все же домой – отметить Новый год в кругу семьи, долечить пневмонию и дождаться ответа по диагнозу из Москвы. Счастье для нас было в трех важных промежуточных итогах: «Мы вместе. Мы живы. Мы дома». Все, что будет дальше, – проблема не сегодняшнего дня. Сегодня есть эти три факта, и до следующего блока химии их никто не отнимет.

В одном психосоматическом исследовании говорится о том, что причина возникновения проблем с печенью – конфликт нехватки чего-либо, необходимого для выживания. Может быть, это неосознанный страх голода в тяжелых финансовых условиях. А с финансами у меня были большие проблемы.

Сейчас многие люди, знающие меня, скажут, что с деньгами у Маши проблем не было никогда. Эта глава станет открытием для людей из моего окружения: я часто жила в долг. Долги любому человеку меня сильно тяготили, а вот задолжать банку – почему бы нет. Быть должным конкретному человеку – значит, открыть ему глаза на свою… несостоятельность. Мне за это было бы максимально стыдно.

Когда нас госпитализировали, мой долг перед банками составлял чуть больше семи миллионов рублей. А платежи по этим долгам составляли больше половины моего ежемесячного дохода, который включал в себя мой заработок, алименты на Олесю, ее пособие от государства и другие, иногда «выстреливающие» доходы от разных хайповых тем типа пирамид, покупок валюты и прочего, чем я периодически увлекалась, но почти всегда эти мои махинации заканчивались провалом, и вложенная сумма оказывалась больше заработанной. Помните, я говорила про долгую апатию перед госпитализацией? Так вот, причиной были как раз финансовые проблемы. Иногда я даже не могла спать из-за этого.