Я поднялся на второй этаж. Это не этаж даже был, а просторный флигель со стороны крыла слуг. Внизу было нечто вроде гаража для моего выезда, где стояла небольшая изрядно пошарпанная четырехместная карета со следами былой роскоши. Вверху располагались две комнаты для гостей, и я, зайдя в одну из них, впервые оглядел свое село с высоты второго этажа. “Хотя, пока церковь не открыли, это не село, а деревня”, – вспомнил я.
Вид поражал своей безнадегой. Земельные участки у домов были большие, а вот сами дома все как на подбор весьма убитого вида и скромных размеров. А если учесть, что там могут ютиться с десяток человек, то это вообще теснота адская!
По дворам бегали дети, что навело меня на мысль о школе. Надо обдумать, стоит ли мне этим заниматься? Вид у детей был оборванистый, да и прочий люд богатством одежды не блистал, а про обувь и говорить нечего: почти все или лапти носили, или вообще босые ходили. Что особенно удручало, так это полное отсутствие улиц.
«Кто так строит?!» – поморщился я.
Был свой земельный надел и у моей усадьбы, вот он светился порядком! И уж не знаю, слуги ли мои так стараются или кто-то из крепостных радеет за барский имидж, но глаз прямо-таки радовался.
– Вы бы, барин, побереглись, – посоветовал трудолюбивый Мирон, в данный момент, таскающий из колодца в баню воду.
– Баньку затеял? Молодец! – похвалил я.
– Так это… завтра ж Елисей Пантелимоныч приедет, наш сосед, да и купец Зернов к утру пожалует. Неужто не помните?
– Помнил, но забыл. Купец – это хорошо! Нужен он мне.
– Так может и не приехать Карп Петрович, он ведь в отпуске ещё. Болезнь души! Правда малая, а большая у него зимой была уже в этом году. А Карп аккурат две недели пьет, а больше по указу ампиратора и нельзя в малый отпуск, – вконец запутал меня Мирон.
Плюнув на палево, я уточнил у крепостного, что купцам разрешалось брать отпуск во время запоя. По существовавшему уставу купеческой гильдии, подписанным Александром Первым в 1807 году, всякий купец имел право на ежегодный отдых по "болезни души". Так поэтично именовался запой. Разрешалась "малая" (длительностью 2 недели) и "большая" (сроком на месяц) "болезни души".
Подивившись вывертам собственного сознания, я поймал себя на мысли: а что мне, собственно, здесь нужно для жизни? Что оставить, а от чего можно и избавиться? Решил я, например, табак и все его принадлежности пустить с молотка. Не мой это товар, да и привычка дурная. А пистолет? Да что мне с ним делать?! В кого тут стрелять? Ружьишко ведь есть – уже успел заприметить его на стене. Пусть лучше оно и останется – вещь надёжная.
А вот что купить – вопрос философский. Полдня ломал голову и осторожно расспрашивал кого только можно, чтобы не показаться совсем уж "не в курсе". И вот до чего докопался: картошку мы, оказывается, тут не выращиваем! Ну, это совсем не дело. Уже ведь июнь на дворе, но картошку посадить ещё можно успеть, в наших краях под Костромой она вызреть успеет. Остальные овощи в изобилии росли в огородах: репа, горох, чеснок, капуста, огурцы с помидорами, свекла да лук, редька, тыква… Даже зелени всякой хватало.
Остаток дня я провел, разбираясь со списками своих крепостных, ведь местное письмо читалось с трудом. Впрочем, читаю и понимаю его я все лучше и лучше.
Утром проснулся почти свежий, если можно так сказать. Ночью духота, конечно, докучала, но вроде выспался. Да и планы уже начали вырисовываться – чувствую, что впереди много забот, да и раздумий немало.
