Ночные - страница 8



– Хватит. Отсылай её, – вдруг рявкнула коллеге декан онейрологии, обычно знаменитая темпераментом мраморной статуи.

– О, стыдно? Ах нет! Обидно! Больно! Твоя мечта воет на всю округу! Третье столет…

– Ну всё, доболталась.

Что там случилось дальше, я рассказать не могу. Подобный взрывной волне эффект от некоего действия мадам Мумут отправил доппельгенгера обратно КУДА-ТО, а наблюдателей – в забытье.

Едва откачанный, как и все мы, Бернардитой, Вася первым делом поспешил к «оригиналу» сестры.

– Ника? Открывай, мы со всём разобрались. Ребята тут принесли тебе новых книжек и хотели извиниться за… ты чего? Сестренка?

Зашедший вместе с ним Мигель резко побледнел и не допускающим возражений тоном велел нам уходить куда подальше.

Про Веронику мы больше ничего не слышали, а Васю, если верить сплетням, перевели в другой корпус. Перед этим он всё бормотал что-то про томатный сок, а руки его тряслись.

***

Когда спустя пару дней я, окончательно изведясь, почти отважилась идти за разъяснениями к докторше, в дверь осторожно постучали. За ней мне попался забавный мужчина лет пятидесяти с зачесанными в пышный короткий хвост волосами и небольшими бакенбардами. Его круглые, будто совиные, близко поставленные глаза стали ещё круглее от ужаса, и вместо ожидаемого вопроса вроде «как пройти в библиотеку» я услышала нервный шепот:

– О, какой кошмар! Очень виноват, не думал, что это спальня дамы! Исчезаю.

– Нет-нет, всё нормально, Вы не мешаете, – поспешила я остановить заблудившегося. – Вы куда хотели попасть? Я ориентируюсь тут довольно неплохо. Если в пределах двух этажей.

– Премного буду благодарен. Всё, что мне пригодилось бы – это пустая комната для ночлега. Я, м-м, имел честь получить приглашение на Малый карнавал, но возникли кое-какие накладки. Эм.. Вы меня видите?

– Да, конечно, луна ещё яркая. А насчет комнаты вы удачно, тут как раз была…

Провожая блудного гостя, я на мгновение подумала, что где-то он мне уже встречался.

3. Сон о немецком романтизме

Немного нелепый, но обходительный дяденька с комфортом разместился в бывшей комнате Васи Лисова, приобретшей дурную репутацию после происшествия с доппельгенгером. Утром – ну, то есть нашим хронологическим утром, в семь вечера – я на всякий случай зашла к новому постояльцу и выслушала просьбу представить его самому доброму из преподавателей. Таковым, конечно, был Мигель.

– Правда, я также нижайше прошу Вас, фройляйн, не сообщать профессору о приглашении на праздник. Боюсь, оно поступило не от него – неловко будет…

***

– Мигель Павлович, это дядя моего сокурсника Стефана, заходил по семейным делам, но пришлось задержаться. Его имя…

– Какой позор, я же не представился даме. Вильгельм Крайслер. Прошу вас, просто Вильгельм. Чрезвычайно рад знакомству.

Он поклонился. Кажется, не издевался.

– Какой стильный у Вас костюм, – заметил он бионюктологу. – Киты – это ведь символ возврата к собственной сущности. Обретение себя через учение – как тонко!

Гость, очевидно, поднаторел во льсти.

– Приятно пообщаться с умным человеком. Вы к нам издалека?

– Довольно-таки издалека.

– Как там в Пределах, мирно? Нормально добрались?

– Да как обычно! Когда там бывает спокойно?

Мужчины посмеялись над чем-то своим.

– Вообще говоря, – явно стесняясь, добавил гость, – я в некотором роде специалист в узкой области: сравнительному анализу литературной зооморфной семиотики в контексте сновидений романтического характера. И я счел бы за счастье поделиться с учениками этого прекрасного университета опытом.