Noli Me Tangere (Не трожь меня) - страница 6

Вдалеке виднелась муниципальная стоянка, унылый пейзаж из конфискованных автомобилей. Это было кладбище надежд и разбитых судеб, где ржавеющие остовы транспортных средств, когда-то полных жизни и движения, теперь служили лишь мрачным напоминанием о потерях. Его любимая «Волга» жалась к забору из металлической сетки, как раненый зверь, загнанный в угол и ожидающий неизбежного. Когда-то блестящая краска, гордость Макса, теперь потускнела и покрылась грязью, слоями пыли, словно саваном, скрывающим былое великолепие. Но самым душераздирающим зрелищем было разбитое лобовое стекло, паутина трещин, расходящихся от одной точки – того самого места, за которое зацепился обрывок её шарфа, развевающийся на ветру, словно отчаянное безмолвное прощание, последнее прикосновение Алисы, эхом звучащее в тишине. «Секретная капсула времени» находилась всего в нескольких сантиметрах от него, в самом сердце этого металлического склепа, но добраться до неё было всё равно что пересечь непреодолимую пропасть, разделяющую его с прошлым, с Алисой. Он должен был добраться до этой кассеты. Он должен был узнать, что пыталась сказать ему Алиса, скрытое послание в её голосе, разбитое вместе с лобовым стеклом. Он должен был найти её, даже если она осталась лишь в звуках и воспоминаниях.

Задний бампер превратился в груду искорёженного и бесполезного металла, но бардачок, словно защищённый невидимой силой, остался нетронутым, нетронутым временем и вандализмом, словно ждал своего часа. Когда Макс открыл его, его пальцы дрожали так сильно, что он трижды промахнулся, прежде чем смог ухватиться за кассету, маленькую хрупкую надежду в этом море отчаяния. Этикетка пожелтела от времени, словно старая фотография, выцветшая под лучами воспоминаний, но её почерк – эти округлые буквы с характерным наклоном – узнавался мгновенно: «Для М. Береги». Буква «М» была выведена с особым изяществом, с которым она писала все заглавные буквы, добавляя к ним маленькие завитушки, которые он всегда считал смешными, но теперь они вызывали щемящее чувство тоски. Эти завитушки были её подписью, её маленьким секретом, её приветствием из прошлого.

Магнитофон в «Волге» заскрипел, как старик перед смертью, протестуя против возвращения к жизни, когда Макс вставил кассету. Звук был болезненным, но обнадеживающим. Первые аккорды «Белой тени» – сырые, записанные наспех в этой же машине, когда они возвращались с того самого концерта в Подольске, концерта, на котором они впервые по-настоящему поняли друг друга, – заполнили салон, наполнив его призраками смеха и молодости. И вдруг…

Её голос.

Не в тексте песни. Между строчками. Шёпот, записанный случайно, когда он выходил за пивом в тот злополучный вечер, вечер, ставший поворотным моментом в их жизни, вечер, когда тень нависла над их отношениями: «…я не вынесу, если ты увидишь, во что я превращаюсь…» Голос, полный страха и отчаяния, голос, который он не услышал тогда, но который преследовал его теперь, как проклятие. Этот шёпот был ключом. Ключом к ее исчезновению. Ключом к ее тайне. Ключом к самому себе. Теперь он должен был разгадать его.

Затем раздался звук, от которого кровь застыла в его жилах. Глухой удар, как от падения тела на пол. И тишина – такая плотная, что казалось, будто весь мир замер в ожидании.

«Это было полгода назад. Она уже тогда…»

Внезапно магнитофон захрипел, как будто кто-то перемотал плёнку, и выдал последнюю фразу – чёткую, ясную, как будто записанную только что: «Макс, найди мои картины. Особенно ту, что под кроватью. Там есть дверь…»