– Кем будешь, мил человек? Каким ветром занесло? – спросил тот, чей голос многое значил, потому что все остальные тут же замолчали.
Я представился, как всегда немногословно, устало подняв глаза, бессонная ночь давала о себе знать.
– Первый раз к нам занесло, вижу, – сказал, проедая меня волчьими глазами мудрого и опытного зверя, вожака стаи. – Рыжий, встань! Уступи место человеку.
Там поселишься! – приказы не обсуждаются.
«Рыжий» встал. Я прошёл к его койке и молча сел. Никто не выразил неудовольствия.
Как выжить? Как себя вести, мне никто не объяснял. Знал бы, где упадёшь, почитал бы чего-нибудь, с людьми бы сведущими поговорил… А так, лишь голая интуиция в школе выживания.
– Подойди! – он откинул свои карты.
Мы встретились взглядом, я не вскочил, как мальчик, я выдержал его взгляд, лишь потом, не выражая никаких эмоций, поднялся и подошёл к нему. Я стоял возле небольшого стола, за которым сидел он и ещё двое игравших, в кружках чёрный чай, в буквальном смысле, чёрный. Лица были разные, но все из бывалых. Мой сосед с татуировками сюда бы неплохо вписался.
– Мне сообщили о тебе, но я хочу услышать, что ты сам скажешь… Сыграем?
– Не играю я. Нельзя мне.
– Что, так азартен? – глаза сверкнули холодной искрой, как нож, поймавший луч света.
– Я – священник.
Кто-то заржал, но осёкся, не поддержанный никем.
– «Священник», говоришь? Наверно, теперь уже бывший.
– У нас бывших не бывает. Сан остаётся навсегда. Я временно под запретом.
– Что так?
– Женился.
Опять тот же голос засмеялся, но уже тише и несмело.
– Католик?
– Ушёл в православие.
В его глазах пробежала усмешка, и лицо еле заметно скривилось. Я никак не мог определить его возраст, понятно, что за сорок. А может, пятьдесят или даже шестьдесят? Сие остаётся загадкой, определению не подлежит. Человек мог так состариться раньше времени, а мог и хорошо сохраниться в равной степени. Но то, что это был авторитет, было видно без всякого сомнения: каждая черта на его лице говорила о большом жизненном опыте, несгибаемом характере человека, который держит своё слово и, если надо, убьёт, не колеблясь.
– … Крепка ж твоя вера, ничего не скажешь!
– Бог – один, религий много.
– Это ты верно сказал. Жалеешь, что сделал? – многозначительная пауза.
Я понял, о чём он.
– Жалею, что не руками.
Он знал моё дело от и до, я это понял, потому не утруждал себя подробностями, это ни к чему.
– Отдыхай, а то свалишься! – он посмотрел на меня, и по губам проскользнуло подобие улыбки. – Ещё будет время, поговорим.
Я благодарно кивнул, не спеша повернулся: важно показать характер, но не задеть. Внутри всё похолодело под воздействием его пронзительного взгляда. Нужно быть осторожным, но не трусливым. Кажется, нам есть о чём поговорить…
Лёг на отведённое мне место, закрыл глаза, мысленно воззвал к Богу, обращаясь за мудростью. И, незаметно для себя, провалился в глубокий сон.
Солнечная поляна, залитая светом и жёлтыми цветами… среди них сидит девочка возрастом чуть постарше Эрики с ярко-огненными волосами и плетёт венок из ромашек и одуванчиков. Вглядываюсь в её черты и понимаю, что она мне до боли знакома, но не могу вспомнить, кто же это такая. Её удивительно чистые зелёно-карие глаза смотрят на меня по-взрослому, с огромной нежностью и любовью. На девочке белое платье, оно яркое, как снег, приходится жмуриться, когда смотрю на неё. И вдруг она заговорила совсем взрослым голосом: «Всё будет хорошо, добрый отец!», я тут же проснулся. На губах застыло имя: «Агнешка!»
