Новые люди - страница 10
Учитель и художница оторвались от земли и как бы поплыли, плавно размахивая руками. Сухие стебли, иглами торчавшие на скошенном поле, звонко скрипели под ногами, напоминая звуки бьющихся о гальку волн. Рывок. Ещё рывок. И оба уткнулись лицом в пахнущее мёдом сено. И, если бы не ребята, нежно обняли бы друг друга. И признались в любви.
– Мы тоже загадали желание, – услышал Юрий Иванович голос запыхавшегося Олега.
– И мы, – пыхтя, выдохнул Белов, тяжело плюхнувшись рядом.
Юрий Иванович повернулся к мальчишкам.
– И что же вы загадали? – с любопытством спросил он. Но тут же спохватился и извиняющимся тоном сказал: – Простите. О сокровенном желании не расспрашивают.
– А у нас нет секретов. Просто Белов хочет стать психологом, а я, как и вы, ботаником. Только не учителем, а ботаником настоящим, подлинным, с путешествиями.
– Учёным значит? Открывателем редких и неизвестных миру растений. Это мечта всех ботаников.
– Да. И моя тоже, – признался Квасков.
Марина засмеялась – не выдержала серьёзного лица комика Кваскова и в шутку спросила:
– И ты можешь подорожник отличить от крапивы?
– Могу. Это может сделать каждый дурак.
– А ты, конечно, умный, Квасков, – протянула руку для пожатия девочка. – Поздравляю. Наука ботаника без тебя не обойдётся, зачахнет на корню.
– Ценю твой юмор, Марин, – вмешалась художница, – но идеалы и цели у человека закладываются в юности.
– Я тоже не люблю пустых и безвольных людей, – вдруг заявил Парамонов. – Я был другого о тебе мнения, Квасков. Ты казался мне очень уж воздушным, как мыльный пузырь.
– То есть пустым, – добавила Марина.
Все засмеялись, но по-доброму.
– Можете меня осуждать. Но мне почему-то всегда хочется быть первым. И дело тут не в тщеславии. Хочется первым помочь больному, первым что-нибудь интересное придумать. Пусть глупо, но первым дать подзатыльник хвастуну и зазнайке. Нет, я не самовлюблённый сноб. Просто раньше других мне хочется сделать добро для людей и Родины, – Квасков испугался своих слов. Он не хотел говорить возвышенно и тем более казаться хорошим. Всё получилось само собой.
– Но почему надо бояться быть первым? – спросила Елена Кирилловна.
– Конкуренция, – вставил вдруг Парамонов.
– Ну и что? Что в этом плохого? Она даже среди Богов существовала. На Олимпе, – лукаво улыбнулась художница. – И нам, смертным, не мешало бы принять их эстафету.
– Первых считают выскочками. По крайней мере, у нас в школе, – вступил в разговор молчавший до сего времени Белов. – Мы живём не на Олимпе.
– Тем не менее Олимп – это прекрасно, а прекрасное всегда сочеталось между небом и землёй.
Художница обвила взглядом открывавшийся перед нею пейзаж. Рассвет уже занимался яркими красками пробуждающегося дня. Втянув в себя свежий, наполненный ароматами полевых цветов воздух, она таинственно и задушевно вдруг начала говорить:
– Златокудрая Артемида – повелительница зверей, всегда строго следила за обычаями, связанными с охотой. Она без устали носилась по склонам лесистых гор и залитым солнцем полям. С луком и колчаном за плечами, с копьём в руках весело охотилась Артемида в сопровождении собак и красавиц нимф. Звонкий смех далеко разносился по сторонам. Ни быстрому оленю, ни легконогой лани, ни разъярённому кабану было не спастись от её смертоносных стрел. Встречи с богиней были опасны – стреляла она без промаха.
Но не только метким стрелком была Артемида. С нежностью ухаживала она за дикими животными. Осторожно брала на руки их детёнышей. С одинаковой любовью ласкала и трусливого зайчонка, и хищника-волка. Знала богиня, чем можно излечить раненого или больного зверя. Только ей, единственной, было известно такое чудо-средство.