Нунчи - страница 10



Он засмеялся и потрепал её по щеке, как котенка.

– Эй, – она смущенно тряхнула головой, – не понимаешь таких простых вещей?

– Нет, – подыграл он ей.

– Ты что – инопланетянин?

– В каком-то смысле, – и обезоруживающе улыбнулся.

– Ты безнадежен… – рассмеялась в ответ.


Некоторое время они просто молчали, думая каждый о своём. Внезапно он продолжил:


– Что если бы мы не присваивали себе людей, со всем этим: ты мой (моя, моё), как ты можешь, я тебе то, а ты мне что, и прочим подобным… если бы умели быть рядом (вместе, на одной стороне) не потому, что связаны браком (словом, долгом), а потому, что это собственный выбор, быть рядом по воле своего сердца, не ставя на человеке штамп «это моё»… если бы мы могли так жить, не думаешь ли ты, что это было бы честно? Что это и называется честностью?

– Честностью? По-твоему, люди по умолчанию не честны?

– По-моему, люди слишком жадные. Они хотят больше, чем могут взять. И мало думают о том, как отдать.

Он улыбнулся одной из своих улыбок, от которых внутри её мира шла рябь по поверхности сердца.

– Жадные, говоришь?


Она на мгновение ушла в «глубину». И тут же ощутила едва уловимое предчувствие подземного толчка. Она не сможет остановить или отменить то, что поднималось из глубин её сердца. Усилием воли «вынырнула на поверхность» и посмотрела ему прямо в глаза. В глаза, за которыми простиралось непостижимое.

– Серьезно? А если кто-то только и мечтает о том, чтобы быть присвоенным? Чтобы кое-кто сказал ему: «Ты – моя, я никому тебя не отдам, я не позволю ничему плохому с тобой случиться, я буду защищать тебя» … Если кто-то больше жизни хочет, чтобы другой человек сказал это? Не думал о таком? Хочет, чтобы все вокруг знали, что ты его друг, товарищ, кум, сват, брат, жена, любимая… что там ещё? Потому что как иначе выразить, что любишь, что кто-то тебе очень дорог, необходим, важен? Как это донести? Да, если это жадность, то люди жадные! Я тоже жадная и тоже хочу присваивать себе всё, что люблю. Что? Что скажешь, умник?!


Она не заметила, что разволновалась и повысила голос – люди за соседними столиками стали оглядываться, кто с недовольством, кто с любопытством. И только он продолжал сидеть и смотреть в её раскрасневшееся лицо, не перебивая и не останавливая. Только он был способен на такое – не дрогнув ни одним мускулом, смотреть на неё так, будто ничего не происходило. Как она ненавидела его за это. За эту его космическую выдержку, до которой ей никогда не дотянуться. «Чёрт!».

– Мне нужно в туалет!

Она рванула сумочку со спинки стула и выбежала из зала.


Тёплый вечерний воздух поймал её в свои объятия. Но она ничего не чувствовала кроме своей досады и злых слёз, которых даже не замечала. «Жадные, говоришь? Да что ты знаешь вообще!» – продолжало кипеть в ней жгучее варево накопленных чувств. «Да, я жадная, я чертовски жадная! Чёрт…»

Время и движение, присвоенные вечерним городом, видавшем и не такое, постепенно рассеивали шлейф её злости. Её несло по узкому тротуару, каким-то чудом не сбивая прохожих, постепенно оттормаживая и замедляя.

«Вот ведь…». Она остановилась и осела у стены дома, кусая губы. «Стыдно как… зачем… всё испортила… вот дура». Вынула телефон и набила в мессенджере «прости, срочно позвонили с работы». Стёрла. «Извини, неважно себя чувствую». Снова стерла и заколотила кулаками по коленкам – «Дура, дура…». «Извини, пришлось уйти, завтра увидимся». До завтра что-нибудь придумаю. Щёлкнула «отправить» и уронила голову на руки.