Свод законов также гласил: если глава более неспособен к управлению и поддержанию порядка в вольном городе, то его место временно занимает судья – до назначения нового главы, которого выберут общим голосованием на совете. А кровное право на наследие еще нужно было подкрепить верностью гильдии.
Главы хоть и делали вид, что наслаждаются танцем, однако время от времени искоса поглядывали в сторону судьи. И все они замерли, когда женщина подняла ладонь. Служанка, стоящая возле нее на коленях, тут же наполнила ее чашу холодным рисовым вином. Мужчины подняли чаши и безмолвно отпили, прикрываясь широкими рукавами, тогда как женщина одним махом опрокинула в себя содержимое, даже не поморщившись.
Помимо красивых танцев и нарядных высокопоставленных особ, здесь было еще кое-что – кровавые пятна на полу тут и там.
Последним, кто присутствовал три дня назад на утреннем суде, был владелец одной из таверн. В голове судьи до сих пор звучали его слова в ответ на ее вердикт.
– Мамаша, а ты не охренела? – усмехнулся Шуя Ганъюн разбитыми в кровь губами, глядя на нее в упор. – Единственные, кого ты должна судить, сидят здесь, в этом зале! Позови сюда Дун Чжунши, пусть поговорит со мной как мужчина!
Добавив новые обвинения к уже имеющимся, Шуя Ганъюна быстро заковали в кандалы и уволокли на нижние уровни, где располагались тюремные камеры. Сейчас же подле возвышения находился Сяо Вэнь.
Не обращая внимания на переливы мелодий, лекарь со связанными за спиной руками смотрел на ступени перед собой, не опуская взгляда в пол. Он выглядел равнодушным и невозмутимым, ничем не выказывая того, что творилось у него на душе. Сяо Вэнь стоял так с самого утра. Обеденный гонг прозвучал три раза, и вереница слуг проследовала в зал, внося блюда, от запаха которых в животе у лекаря затянуло. Он не ел уже три дня.
Танцы сменялись представлениями, представления – танцами. Лишь одно в этом зале было неизменно – стоящий перед возвышением Сяо Вэнь.
Ближе к вечеру он услышал монотонный голос судьи, зачитывающий обвинения в полной тишине. Вокруг больше не порхали лепестки вишни, а на столах не осталось ни намека на вино и закуски. Все внимание в зале было сосредоточено на лекаре. Гильдейские купцы, днем ведущие себя как достопочтенные праведники, к ночи превращались в свору голодных до крови псов.
– Господин Сяо, вы признаете свое соучастие в преступлении, унесшем жизни ста четырех человек? – спросила судья.
Сяо Вэнь сказал лишь то, что повторял каждый допрос, прекрасно зная, что за этим последует:
– Нет.
Судья коротко кивнула и, не повышая голоса, все так же сухо приказала:
– Несите меч.
На Сюин, стоявшая на страже возле возвышения, приблизилась, обнажая меч судьи. Никогда не преклонявший колен даже перед императором, Сяо Вэнь был сбит главнокомандующей с ног. Его халат цвета охры был в пятнах крови и кое-где рваным, а волосы, прежде аккуратно зачесанные в высокий хвост, – распущены и взлохмачены. Он пребывал в плачевном состоянии, однако от пристального внимания всех в зале не укрылось, что его взгляд, хоть и немного потухший, по-прежнему исполнен несокрушимой твердости. Казалось, что чем дольше гильдия видит непокорно вскинутый подбородок лекаря, тем сильнее распаляется в ней жажда человеческой крови. Кто-то из глав даже достал веер, судорожно обмахиваясь в предвкушении еще одного увлекательного зрелища. Со всех сторон шепотом обсуждали участь стоящего на коленях мужчины.
