О чем думает море… - страница 14

Ребенок, вначале всячески опекаемый и нежно выслушиваемый (особенно под прицелом объективов и даже просто под блуждающими взглядами праздношатающейся публики), теперь был полностью предоставлен самому себе. Джон даже как-то раз примечтал целую историю о похищении горячо любимой крохи, но, как и всем остальным мечтам, возникающим в беспокойной, но крайне несосредоточенной голове Джона, этому сюжету тоже не суждено было воплотиться в жизнь.

А девочка эта все-таки сыграла свою роль в резком изменении жизни не только самого Джона, но и всего мира. Первым эпизодом ее роли стало счастливое исцеление от того недуга, который мог стать ее проклятием на всю жизнь – пока она не придавала значения своему уродству, которое нисколько не мешало ей осваивать окружающий мир, но кто знает, что могло бы случиться дальше, ведь девочка росла, взрослела и умнела…

Краем глаза размечтавшийся Джон увидел, что черное пятно охранника направляется в его сторону. Чем ближе подходил Фриц, тем понятнее становилось Джону, что не он сам является целью пути своего охранника, и на его уже жеманного скорчившемся от раздражения и досады лице (ах, оставьте меня, но неужели нельзя гению уединиться для общения с прекрасным и тайным!) появилось выражение удивления и любопытства. Его охранники так редко проявляли себя как объекты, обладающие самостоятельным интеллектом, а не просто как управляемые движущиеся предметы, что их шефу стало даже интересно, что могло прийти в одну из трех голов странного шестирукого и шестиногого существа его охраны, отпустившего одно из тел для самостоятельных действий.

Оказалось, неугомонная юная спутница солидной сверх всякой меры компании, оббежав все дорожки, облазив все развалины и повисев на всем, на чем только можно было повисеть, будь то ветки дерева или несгибаемый торс Джека, вдруг угомонилась. И все бы ничего, только порадоваться всем тому, что грядут несколько счастливых минут тишины и покоя! Но охрана забеспокоилась оттого, что девочка, до этого зигзагами перемещавшаяся по Гефсиманскому саду и его окрестностям и способом своего передвижения наводящая ужас на квочкообразных мамаш и папаш, выгуливавших там свои многочисленные семейства, вдруг очень резко остановилась, потом села на землю и продолжала сидеть так уже не менее получаса, что было абсолютно нехарактерно для ее неутомимой натуры.

Она несколько раз поворачивала голову и смотрела на охранников, и они звали ее вернуться, махая руками и даже грозили пальцем, но она только улыбалась и продолжала преспокойно сидеть на одном месте. Все это поведал нашему гениальному режиссеру Фриц, в конечном итоге все-таки изменивший траекторию своего самостоятельного путешествия, когда заметил, что его шеф вышел из мира грез и вполне способен на реакции, свойственные миру реальному.

После такой тривиальной развязки заинтересовавшего поначалу Джона возможного сюжета (покушение, верный телохранитель спасает своего шефа, жертвуя жизнью…нннет, жизнью не надо…пусть бы ему просто оторвало ногу…или нет, руку, да… руку…без руки тоже…можно…а как бы оторвало?…ампутация…ну…да…да….) он готов был почти разреветься от досады. Ну что за жизнь!… И тоска, снедающая его все более и более по мере того, как шли недели и популярность его падала, а даже намека на что-то сенсационное, хотя бы мыслишку, идеечку, малюю-у-у-сенькую такую, пускай глупую, но чтоб просто было, чем заинтриговать журналистов (а уж они ты постараются дальше сами, мало они на мне заработали?!) не было и, скорее всего, так и не предвиделось, – тоска эта отравляла Джону даже самые приятные его мечтания, и он все реже мог вот так, весь, целиком, уйти из этого мира в другой мир его фантазий и желаний, где он был кумиром миллиардов.