О чем молчат дети, когда говорят родители - страница 3

Все это время девочка сидела и играла кинетическим песком. Слушая маму, я наблюдала за тем, как Даша лепит горы, потом делает в них углубления-пещеры, затем ломает постройки и начинает создавать что-то другое. Она не была похожа на гиперактивную рассеянную девочку и просидела за одним занятием полчаса, лишь однажды вежливо спросив разрешения взять коробку с резиновыми животными. Все это время Даша оставалась безучастной к излияниям души матери и никак не реагировала на ее ранящие высказывания. Когда я спросила, чем она больше всего любит заниматься, девочка ответила: «Играть!»

Но вместо игр Даша была вынуждена целыми днями учиться, чтобы тянуть школьную программу: до восьми вечера этот процесс контролировался бабушкой, а потом приходила с работы мама и сменяла ее, потому что обе женщины никак не могли оставить в покое такого «долгожданного», «вымученного» ребёнка. Даша «должна» была оправдать надежды предыдущих поколений, как единственный их потомок.

Ссылаясь на имеющиеся у мамы Даши вопросы к жизни, я мягко рекомендовала ей подумать о возможности личной психотерапии. Жизнь как триллер может быть очень удобной по жанру, если маме хочется реализовать сценарий жертвы или совершить подвиг. Жалко, что ребёнок тут лишь фоновый персонаж.

Эта история коснулась меня, когда я только-только оправилась после вторых родов. За помощью ко мне обратилась учительница начальных классов. Валентина Андреевна позвонила и попросила «посмотреть» дочь-третьеклассницу, потому что волновалась, что у той «не все в порядке с головой». Когда я спросила маму, что ее смущает в дочери, она предложила мне все самой увидеть при встрече.

Мы встретились через неделю. Пока муж гулял с нашей маленькой дочерью, наматывая круги по микрорайону, я беседовала в кабинете с девочкой Ларисой. Валентина Андреевна осталась в коридоре и ждала моего «вердикта». Почти сразу стало понятно, что смущало маму-педагога: девочка неохотно шла на контакт, не отвечала на вопросы, но при этом смотрела на меня широко распахнутыми глазами, слушала и почти не моргала. Все, что она позволила себе проявить со мной рядом, – это прошептать собственное имя, начать писать его красным карандашом на белом листе, но не закончить.

На любую просьбу, которая подразумевала какую-либо активность (нарисовать, рассказать, выбрать игрушку) она выдавала реакцию ступора и пыталась вжать шею в плечи, но зато неплохо откликалась на предложение показать пальцем на названный мною предмет или ответить на простые вопросы, с которыми можно было справиться, просто кивнув или отрицательно помотав головой. Девочка продемонстрировала полное понимание происходящего вокруг нее и дала мне знать, что хорошо ориентируется в пространстве и времени.

– У нее аутизм, Екатерина Александровна? – с вызовом в голосе потребовала ответа Валентина Андреевна, как только мы вышли с Ларисой из кабинета.

– Не похоже. Почему вы решили, что у неё есть отклонения от нормы?

– Ну она замкнутая, а еще ее ни за что не заставишь делать то, чего она не хочет.

– Должна вас успокоить, это не признаки аутизма. Да, замкнутость присутствует, но, вероятнее всего, это личностная особенность или защитная реакция.

– Что с этим можно сделать? – тут женщина перешла на шепот. – У меня за спиной уже весь преподавательский состав шушукается… Я учитель начальных классов, на моем счету уже четыре выпуска учеников, и ни один из них не позволял себе молчать, когда я вызываю к доске, или уводить взгляд, если его приветствуют. А она это делает! – Валентина Андреевна глазами показала мне на Ларису, которая в этот момент шнуровала кеды.