– Вчера вы уже изволили шутить…
– Я не шучу. Нашему роду пора освежить кровь. А она так свежа…
– Но ваши родители. Что бы они сказали?
– Думаю, им там всё равно. А Господь… мне поручил позаботиться о сироте. Так что… завтра же вы соедините нас!
– Нужно спросить согласия Марии, – не уступал священник.
Он знал: любая из дворянских дочерей с радостью бросится в объятия его хозяина, увеличив владения, и прирастив его, Малахии, влияние.
Венчать. Крестить детей…
Его же племянница – просто замарашка.
Неравный брак – тень на священника.
Убыток его мошне.
К тому же, что за кровь течет в её жилах!..
– Мария, ты всё слышала, скажи, – обратился Александр к девушке.
– У меня нет платья, – взмахом густых ресниц смахнула слёзы она.
– Ответ истинной женщины, – удовлетворенно заметил он.
Александр на минуту испугался: что, если она откажет? Но замечание о платье, по сути, было согласием. И ему снова захотелось убаюкать её на своих коленях.
– Спасибо, девочка. Я дам распоряженье, тебе приготовят комнату, платье, и воды нагреют…
У него было чувство, будто он выиграл важное сражение. На какое-то мгновение он даже позавидовал Марии, чья судьба так благосклонно решилась. Не без его участия, конечно, хотя… на то была и божья воля, иначе он не вел бы себя так странно.
Ещё ни одна женщина не брала его в плен. Он побеждал, не особо утруждаясь. И дворянки, и селянки становились лёгкой добычей, причём, последние, как ни странно, были ему интереснее: наивно хитрили в надежде получить больше денег, ведомые инстинктом отдавались естественно и вольно.
У высокородных барышень инстинкт был убит воспитанием, любовь сводилась к игре: вздохам, запискам, любопытству, боязни, слезам и птичьей болтливости в самый неподходящий момент. Они напоминали Александру тряпичных кукол, в которых жизнь вдыхали на одну минуту, и ту они не могли употребить иначе, как, выпрашивая обещание на них жениться.
Всем своим звериным существом он почуял в Марии живую плоть и сам словно ожил, проснулся, вмиг изменился, в общем, с ним что-то произошло. Он знал: отныне в его жизни наступят мир и покой. Если в этой девочке чувства ещё не развиты, он разовьет их, хотя она обещала иное…
На отпевании отца ему хотелось быть рядом с ней, но девушка была так отключена от мира, будто на самом деле провожала родную душу к воротам преисподней и не хотела, чтобы ей мешали в этом важном деле.
Заревновав, он ушел, надеясь завтра стать её хозяином безраздельно.
Пусть хоть все французы с испанцами, а также англичане перебьют друг друга, он знает вход в подземный замок, где можно продержаться и год, и два. Запасов мёда, круп, муки, вина хватит надолго.
Он жаждал времени уединенья и любви!
С мечтой об этом и уснул крепко, будто безгрешное дитя…
А утром Мария долго не выходила из комнаты, и он испугался, что она – совсем не то, что он про неё придумал, и будет кукситься, бояться, окажется обычной барышней.
Каково же было его удивление, когда к обеду она вышла необычайно красивой, в платье его матери, перешитом по её стройной фигуре, с копной блестящих волос. И приветствовала его словами: «Спасибо вам за доброту, но, если хотите, возьмите свои слова обратно. Я не могу воспользоваться минутной щедростью. А именно так расценивает ваше предложение мой дядя. Поверьте, я не обижусь. И буду искренне служить вам. Только, пожалуйста, не отправляйте меня в монастырь. Я не из тех, кто может жить в клетке, а, впрочем, я ко всему готова, не смогу жить, умру. Смерть может стать благом. Отец вчера был таким счастливым рядом с матерью и другими добрыми людьми, я видела…»
