– Моя мама умела разговаривать с мёртвыми, так они рассказали, что на небесах бесы не живут, там царит божественная любовь, и все счастливы, – для убедительности сослалась она на спиритические способности своей матушки.
– Так уж и все?
– Те, кому не стыдно перед Богом.
– Это Ему должно быть стыдно! – неожиданно вспыхнул юноша.
– За что? – удивилась Мария.
– За то, что Адама с Евой сослал на Землю, которую вернее было бы назвать Каторгой!
– Почему, каторгой?
– А куда ещё отправляют людей в наказание? – с чувством «прощаю за глупость» возвысил голос Андреа. – И приговор на первый взгляд добренький: плодитесь и размножайтесь! А с кем, если вокруг отпрыски Адама и Евы, то есть, братья и сёстры? Как будто не знал, что при кровосмешении рождаются калеки и идиоты! Поэтому не стоит удивляться, что мы, их потомки, такие… – задумался он, подбирая слово деликатнее, – несовершенные!
– Совершенные живут на небесах, – снова почувствовала себя «глупой» Мария, и, чтобы исправить о себе впечатление, рассказала о принадлежности прадеда своего мужа к ордену рыцарей Солнца, которые стремились стать совершенными на земле, не забыла упомянуть и о замурованном в стенах замка таинственном ларце с заветом, как победить зло.
– Тогда само Провидение привело меня к вам! – забыв свои укоры к Богу, разволновался юноша.
Александр наблюдал за нескромно-смущёнными стараниями юноши привлечь внимание его жены с нарастающим негодованием. Сначала ему было смешно. Он даже думал: юная влюблённость пойдёт на пользу замку!
Парнишка ловко управлял людьми, заставляя их вытачивать нужного размера камни, шлифовать до зеркальной глади. В дереве тоже знал толк. Да и фантазии ему было не занимать: дома в деревне вырастали каждый со своим лицом, цех для швей был похож на полушарие, для гончаров – на пирамиду, для кузнецов – на башню с бойницами.
Естественно, Мария не могла обойти его своим вниманием.
Возможно, ею даже владели чувства… материнские.
Но, заражаясь энергией переустройства, уж очень она сама расцвела!
И он просто вынужден был, начать ревновать жену к неистовому юнцу с блестящими от внутреннего огня глазами.
Мария же, казалось, этого не замечала.
Вечерами передавала ему, о чём они рассуждали-спорили, и выходило, что не расставалась со строителем и тогда, когда он занимался тем, чем было ему положено: строил днём и ночью, будто гнал сон, чтобы не проспать утро, не пропустить встречи с хозяйкой. Или всё это ему только чудилось?
Развеять сомнения могла бы поездка в Париж, но, похоже, жена готова была пойти на поводу у Софии и отправить их в столицу вдвоём, что побуждало его ещё больше насторожиться.
Тем более что Мария развила бурную деятельность по подготовке вояжа. Ей хотелось, чтобы дочь прибыла в Париж нарядной, уверенной в себе, и небо осуществило её желание, прислало с очередной порцией странников портниху, работавшую в салоне известной модистки и выброшенную на улицу из-за того, что многие знатные дамы их небольшого городка вдруг овдовели и перестали заказывать обновки.
У войны любимые наряды – бинты.
– Дочка, я заказала тебе платье, пойдём, посмотрим ткани, обсудим фасон, – явилась Мария к обеду с потрясающей, как ей казалось, новостью.
– Мама, мы с папой купим мне платья в Париже! Да, папочка?!
– Конечно, купим. Но разве ты не хочешь явиться в город своих надежд во всеоружии? – схитрил Александр, чтобы поддержать жену.
