Мою сестру Марьям, учившуюся уже во второй ступени, повысили – назначили помощницей мугаллимы (учительницы), а когда занятия кончились, Нурулла-мулла предложил направить её учиться на только что открывшиеся курсы учительниц. Когда сестра испуганно возразила: «Мне ведь только тринадцать лет!» – мулла успокоил её:
– Ничего, – сказал он, – росту у тебя хватает, тебе можно дать восемнадцать. – И написав, что ей семнадцать, сам же написал за неё и заявление.
Курсы были в Стерлитамаке. Значит, можно было учиться, живя у Бадретдина-джизни. Раз так, родители тоже не стали возражать. Таким образом, Марьям-апа уехала в Стерлитамак. Я остался самым старшим для семилетней сестрёнки Мадхии, для Талхи, родившегося, когда папа был на войне, и братишки Масгута – младенца, успевшего родиться после возвращения папы.
Сами проводы её стали для меня памятным событием.
Так как поблизости не было других городов, Стерлитамак у нас называли просто «город».
Город?! По моему мнению, именно там и был рай земной. Поехать в город, увидеть город – это была моя самая большая и самая красивая мечта. Я так упорно настаивал, что поеду с ними, и умолял, и плакал, и обижался, что папа, наконец, смилостивился.
– Ладно, пусть уж съездит, посмотрит, получит удовольствие!
– А у него не закружится голова от удивления, увидев город? – пошутила мама.
Ну и закружится, ну и что! Я был на вершине счастья. В город решили ехать мы с мамой. Дома с малышами остался папа.
Для нас это путешествие было не просто проводами сестры Марьям – это была и поездка в гости к живущей в городе маленькой абыстай.
Ну раз так, пусть будет действительно поездка в гости, решил папа и выпросил у дяди Ахметши плетёную арбу – тарантас. Запряг нам ту самую рыжую кобылу, уже испытанную в поездке в Мелеуз. Когда солнце, смеясь выкатившееся из-за Зиргантау, поднялось до высоты берёз, мы, уповая на Бога, выехали в путь. В далёкий путь! Ехать сорок три версты! Не шуточное дело. Возчики обыкновенно не могут одолеть такой путь за один день. На полпути есть деревня Аллават. Заночевав там, в город добираются только на следующий день. Правда, есть такие, кто быстро преодолевает такую дорогу. Когда заходит речь о прекрасных рысаках, расхваливая их, говорят: «За четыре часа добирается до города!» Это уже сказочная скорость.
Наша рыжая кобыла, конечно, не сказочный скакун. Если бы не была чрезмерно худой, можно было бы, конечно, и испытать. Нельзя. Папа велел ехать только шагом. Вожжи в моих руках, сижу на козлах. Мама и Марьям-апа на почётном месте. Стоит мне забыться, мама сразу напоминает:
– Не торопи, сынок. Говорят, кто спешил, супом обжёгся.
Я с удовольствием добавил вторую половину пословицы:
– А кто не спешил – коня обогнал!.. хи-хи-хи, это же сказано о пешеходе, а мы на лошади. Как может обогнать лошадь едущий на лошади?!
– Каких только лошадей не бывает!
– Наверно, такую, как наша лошадь, и обогнал тот не спеша идущий пешеход.
– Не болтай. Не пришлось бы распрягать да кормить на дороге.
И шагом ехать для меня было невыразимым удовольствием. Как только мы выехали из деревни и проехали немного ещё, с двух сторон большой дороги выстроились высокие-высокие берёзы.
Большая дорога!
Её красота и величие до сих пор у меня перед глазами. Говорили, что эта соединяющая Уфу с Оренбургом большая дорога была проложена ещё во времена Пугача[31]. Кто такой Пугач, в те годы я ещё не знал. Помню только, что если речь шла о каком-нибудь очень давнем событии или о какой-то очень старой вещи, наши сельчане говорили: «Это было ещё при Пугаче, осталось с пугачёвских времён». А почтенные аксакалы любили пояснять, что эту дорогу проложили по приказу бабушки-царицы (Екатерины Второй).
