Удивительное спасение тогда и удивительное сейчас. Нобиле не отрываясь смотрел на искрящиеся сосульки.
Лёд, лёд… Не мог ли он быть причиной того крушения? Жёсткий, белый, плотный как фарфор, он быстро нарастал, покрывая все металлические части кабины. Он окутал корпус радиоприёмника. Трёхмиллиметровый медный кабель, подвешенный под дирижаблем, превратился в сосульку диаметром сантиметра в четыре. От винтов отлетали куски льда и, с шумом выстрелов, врезались в стенки кабины…
Нобиле медленно прикрыл глаза.
17
То ли первые тёплые деньки, то ли удачное завершение сборочных работ дирижабля «В–5» повлияли на Трояни, но сегодня строчки письма жене гладко ложились на бумагу. Он решил ответить и на некоторые коварные вопросы Марты, которые она назадавала в письмах за последние месяцы.
После обыденных приветствий, оповещавших, что с ним всё более–менее нормально, Трояни начал излагать наблюдения о жизни в Москве.
«Знаешь, Марта, я никогда не слышал столько обращений ко мне "синьор", как в России. Здесь люди часто спрашивают: "Все ли в Италии синьоры?" Приходится отвечать что–то вроде: "Мы в Италии все синьоры, также как вы все – товарищи". Здесь чувствуется какое–то благоговейное отношение к иностранцам. Может из любопытства, а может видят, что мы более щедрые на угощения, считают нас богачами и стремятся быть к нам ближе. Хотя, всё ведь в сравнении можно оценить. Многие советские инженеры ходят на работу в военной форме, но не потому, что служат в Красной Армии. Просто другой одежды у них нет, а форма осталась после увольнения со службы. Поэтому и кажется, будто на улицах Москвы такое огромное число военных.
Ещё случай расскажу. Осенью, во время праздника с демонстрацией, я оказался на улице и, чтобы добраться до гостиницы, нужно было пройти через оцепление. И это оказалось непросто. Вначале я показывал милиции свою регистрацию, где был указан "Гранд Отель" – мое место проживания. Но объяснения на итальянском не возымели действия. Военные в оцеплении мотали головой. И тут пришла идея показать пропуск Национального союза итальянских офицеров в отставке! Помнишь, такой элегантный пропуск в коричневом кожаном переплете с тиснением орла, креста и короны савойи.
И, знаешь, это возымело действие! Мне честь стали отдавать, на кордонах генералы вежливо приветствовали меня и пропускали. Они, наверное, полагали, будто я приглашён на трибуну и являюсь высокопоставленным дипломатом, а может даже и выше. Я только и думал, как бы случайно не проронить какое–нибудь русское слово и громко произносил восторженные фразы на итальянском и французском».
Трояни отложил перо, снял очки, потёр переносицу. Удивился, как легко оформились в слова наблюдения из жизни. Чтобы они не испарились, заставил себя не расслабляться, снова принялся быстро записывать.
«Ты спрашивала, как тут с едой, товарами, не голодно ли? Так вот, для иностранцев есть специальные магазины – "ТОРГСИН"ы, – так и расшифровываются, – "торговля с иностранцами". Товары там дорогие, высшего качества, есть и советского производства, есть и иностранного, но платить за них можно только золотом или валютой. А так как мы, иностранные специалисты, так нас приписали к двум специальным магазинам: один продуктовый, другой с одеждой и всем остальным. В этих магазинах, по сравнению с теми, что для обычных людей, есть всё, что нужно для жизни. И вот задумаешься, уж не поэтому ли, советские люди считают нас "синьорами", что, по–русски, значит – "господин"».
