Неделю назад, в деревянном эллинге, они начали сборку дирижабля «В–5». Подвесили под оболочку центральную часть киля, временно присоединив шпагатом к кольцам катенарий. И сразу бросилось в глаза – начиная с середины к краям увеличивалось расхождение по длине. Замерили и ужаснулись – двадцатишестиметровая оболочка короче киля на один метр. Трояни сразу огласил: «Не учтено сокращение размеров оболочки после газонаполнения».
Неужели он заранее знал? Или всё–таки… на те февральские авральные работы Трояни был очень зол, постоянно напоминал: «Какой дурак сборку придумал делать при минус двадцать пять градусов? При нормальной температуре это расхождение компенсировали бы вытягиванием материи, а при таком холоде прорезиненная ткань нерастяжима».
Борис тоже с сомнением отнёсся к идее натягивания. Как–то нехорошо выглядело, тем более при такой большой длине жёсткой части. На статических испытаниях, добавочные изгибающие моменты в местах заделки труб вызывали сильные деформации. Нобиле почему–то сомневался, ставить ли на этот начальный проект шарниры или нет. Неужели Харабковский его убедил?
Да, Катанский прав, когда говорил: «Явления, происходящие при совместной работе оболочки с килём, значительно сложнее. Только вот некоторые наши товарищи, изобретающие сложные теории определения того, сколько на себя берёт оболочка и сколько киль, слишком самоуверены. Во многих случаях, изменение сверхдавления начинает ломать киль».
Борис снова покосился на ажурный скелет рыбы в руках смеющегося пьяного юнца. А в мозгу уже строилась схема, где разместить несколько шарниров в жёсткой трёхгранной пространственной ферме из кольчугалюминиевых труб. Доработка? Время? Да, но нужно на этом настоять. Решение проблемы, как вмонтировать оболочку в киль, постепенно проступало и Борису захотелось побыстрее войти в деревянный эллинг, чтобы провести уточняющие замеры для доработки.
– Вот, посмотри, два месяца древесина валяется, – Милюков постучал костяшками пальцев по пыльному стеклу окна.
Борис встрепенулся – возвратился в реальность – осмотрелся – мельком в окно – пожал плечами – не удивился. Борис, проезжая здесь, уже несколько месяцев наблюдал лежащие под железнодорожной насыпью десятки перевёрнутых вагонов с перевозимой древесиной.
– Ещё в январе товарняк с рельс сошёл, – Борис посмотрел на Милюкова.
– Интересно у них получается… металлические части, оси, колёса сняли, а помятые вагоны и древесина валяются. Конечно, место заболоченное, возни много… А всё почему? – Милюков, непонятно зачем, вслух рассуждал, – Лесозаготовка лес отправила, заявку выполнила, а железная дорога… что ж поделать… авария… бывает. Предприятие–получатель… ну что ж, не доставили, будем простаивать, не за свой же счёт по болотам ковыряться… Вот и валяется. Никому и не нужна, а вот им…, – Милюков теперь проговорил тише, потыкав в сторону крестьян, – не дадут забрать… указ от седьмого восьмого и ту–ту…
Милюков заметил, что на него смотрит вся пьяная компания и оповестил:
– Нет, сегодня, похоже, решение задачки опять не найду! – стал снимать фигурки с шахматной доски.
– Да… будет гнить! – рыжеватый громко сделал заключение вместо Милюкова и разлил водку по стаканам.
Борис и Милюков стали протискивались к выходу на Долгопрудной.
16
Теперь стало легче. Несмотря на тяжёлые сны, периодически навещавшие сознание, Нобиле чувствовал, что, похоже, его жизнь будет продолжаться и умиротворённо смотрел в окно на ряды длинных сосулек, свисавших с карниза. Вспомнились годы беззаботного детства, когда вся семья жила в деревянном домике около гор. В такие же солнечные весенние деньки, как сегодня, всей дружной ребячьей ватагой выбегали на двор и играли в снежки под звонкую капель. Распахнутые окна, радостные лица и сверкающая ледяная бахрома…
