Облака на коне - страница 38

– Вечерок у нас получился весёлый… – Де Мартино сделал глоток вина, – Умберто, откуда такой кьянти хороший?

– Из нашего посольства доставляют, – Нобиле выдвинул вперёд белую пешку.

20

Дирижабль «В–5» мягко реагировал на команды Лебедянского. Что ж, для второго пробного полёта вполне неплохо. Лебедянский подмигнул Трояни, прокомментировал свои намерения:

– Дальше манёвренность будем проверять.

Трояни вспоминал, какие пункты требований программы испытаний удалось закрыть без замечаний. Набралось немного. Аэрофлотовская комиссия по приёму дирижабля была настроена на скрупулёзную работу и замечания шли сплошным потоком. Кульминацией стала запись в одном из актов «…на верфи отсутствуют исправленные чертежи общего вида». После этого, конструкторы убеждали комиссию, что нужно руководствоваться целями: «Это первый испытательный корабль… что вы так к документации прицепились… да, при сборке запроектированную центровку пришлось изменить… да, гондолу сдвинули к носу на восемь метров… с материалом оболочки намучились». Трояни тогда даже прилюдно фыркнул: «Конечно, в мороз минус двадцать додумались сборочные работы проводить – сначала оболочку натянуть не могли, а потом уместить не удавалось». Вместо планируемого объёма в две тысячи сто пятьдесят кубометров, в паспорт пришлось записать «2340».

Вроде убедили комиссию не так придирчиво проводить предварительные испытания.

– Бодренько идём, – Лебедянский улыбался, подёргивая кончиками пшеничных усов, подбадривал напряжённого Трояни, – манёвренность неплохая.

Дирижабль завершил обход по малой окружности в границах Лётного поля. Уходили в сторону Хлебниково. Постепенно набрали высоту в несколько километров. Трояни посмотрел вниз. Зацепиться глазом не за что… Море зелёного леса скрывало железную дорогу, едва различались автомобильные, и только река Клязьма давала представление о местоположении.

– Ничего, по компасу идём, – Лебедянский будто прочитал мысли Трояни.

– Командир! – к Лебедянскому подошёл бортмеханик, в руке держал клочок серой бумаги с карандашными закорючками. Озвучил написанное: – При средней скорости шестьдесят восемь с половиной километров в час, расход горючего двадцать килограмм в час. Мотор тысяча шестьсот оборотов в минуту держит.

Трояни скосил глаза на записи – показания с отметок топливных баков плохо воспринимались на слух. Бортмеханик не скрывал, повернул к Трояни бумажку с едва разборчивыми карандашными каракулями.

– Вот ещё что… пока не забыл… Синьор Трояни, баллонет медленно наполняется. Немного газа стравили и оболочка подмятой кажется, – Лебедянский высунул руку в окно, вытянул указательный палец в направлении топорщившейся материи у кормы.

– Да, да, – Трояни закивал, подбирая русские слова, – ошибка в конструкции, воздухозаборники… край… точка… эффект плохой.

– Ну, если вы знаете, тогда… ничего страшного, – Лебедянский махнул рукой, – на ходовые качества вроде не влияет.

– Ещё петля осталась и всё! – Лебедянский провёл пальцем по красной линии на карте. – Снижаемся на высоту двести метров.

Трояни любовался сочной весенней зеленью деревьев и раздумывал. «Ну вот и закончил обещанную работу. Обещание выполнил. Теперь можно и в Италию возвращаться. Вместе с Нобиле работать никакого желания больше нет. А то, что два года контракта ещё осталось… что ж, придётся расторгать. Нобиле… это ж надо так… ещё и слухи нелепые обо мне стал распространять. Хм, надо же, всякую ерунду придумывает, мол, привёз меня, чтобы от голода спасти. Итальянцам говорит, что я – коммунист, а русским – что фашистский шпион. И что я «укусил руку своего благодетеля». Угу, тут ещё посмотреть надо, кто благотворительностью занимается… я арендован русскими при его посредничестве за скромные 250 долларов и 650 рублей в месяц. И, вообще, нелепо от Нобиле слышать про фашиста. Будто не понимает, что эта новая идеология только укрепит наше государство. Разве он сам не распевал над Северным полюсом итальянский гимн, разве не кричал «Италия – превыше всего!». Да ему, как в Древнем Риме, только вручи фашину и он ей с гордостью будет размахивать, отстаивая интересы государства. Да всё его поведение говорит о принадлежности к историческим ликторам – стражникам высших магистратов римского народа…»