Эмоциональные рассуждения Трояни будто передались дирижаблю – усилилось раскачивание кабины
– Мотает иногда… – Лебедянский подавил улыбку, заметив, что Трояни судорожно схватился за поручень.
– Плохо… качать… – Трояни невольно оправдывался.
– Конечно, на больших кораблях гондола жёстко к килю закреплена, а здесь – на канатах… как сопля на проводе…, – бортмеханик высказался более развёрнуто, – Синьор Трояни, наверное, вы на таких крохотных и не летали?
Трояни понимал далеко не все слова, но решил отшутиться, сложил ладонь лодочкой и плавно провёл ей в воздухе:
– Гондола! Плыть!
– Да–да, у вас в Италии гондолы плавают по воде, – Лебедянский рассмеялся, посмотрел на Трояни, ожидая, что тот скажет дальше.
– Венеция… лодка… канал… плыть… – Трояни подбирал русские слова. Ответные кивки Лебедянского и бортмеханика подтверждали, что они понимают, – гондола длина… десять плюс один метр, – слово «одиннадцать», по–русски, Трояни не знал, – ширина метр плюс полметр… шесть человек, – вытянул вверх пятерню правой руки и выставил большой палец левой.
– У нас по–другому… тут, скорее, большой автомобиль… жестянка с приборами и никакой романтики, – бортмеханик подмигнул.
Гондола опять стала раскачиваться. Трояни не отпускал поручни. Молча смотрел в окно. Взгляд зацепился за неживые стволы берёз на кочках. Птицы нервно перелетали с одного ствола на другой, опережая движение дирижабля. Болото…
Дирижабль резко пошёл вниз. Трояни вздрогнул. Лебедянский отреагировал быстро – подскочил к приборной панели и сдвинул до упора рукоятку одного из рычагов. Трояни сообразил – Лебедянский сбросил водяной балласт. Движение вниз замедлилось. Лебедянский рванулся к штурвальному.
– Доверни на десять градусов! – скомандовал, но сам же и положил руки на деревянное колесо штурвала и довернул, – динамически надо поддерживать.
Удостоверившись, что дирижабль повиновался, Трояни посмотрел на высотомер – провал по высоте в пятьдесят метров.
– Над болотистой местностью плотность воздуха меньше, вот и провалились! – Лебедянский громко давал наставления штурвальным, – поэтому внимательнее, не надо расслабляться.
Через полчаса Лебедянский объявил, что сделает круг перед посадкой: по часовой стрелке опишет окружность, начав с северной части Лётного поля.
Трояни успокоился, лишь когда дирижабль поднялся на высоту трёхсот метров
Проплывали над рабочим посёлком Дирижаблестроя. Перпендикулярно полотну железной дороги от платформы Долгопрудная вытянулась улица, вдоль которой по обе стороны располагались бараки. Выровненные торцами, они почему–то были разной длины. Самые длинные Трояни оценил метров в пятьдесят–шестьдесят при ширине метров в десять. Выбеленные стены, ряды поблёскивающих небольших окон, будто у вагонов поезда, чёрные двускатные крыши, вход по центру фасада. Другие бараки, меньшей длины, с входом около торца, были не такие приветливые: щитовые стены из неряшливо сколоченных досок, неровные скаты крыш почти до земли. Трояни насчитал шесть больших бараков и десять поменьше.
Пересекли ещё одну улицу. Показались строения, но не такие вытянутые.
– Что это? – Трояни обратился к Лебедянскому.
– Там столовая, там клуб… пока временный. Новый будут строить из кирпича.., За ним овощехранилище, ледник… – Лебедянский отрывисто переставлял указательный палец перед стеклом.
Дорогу, связывающую посёлок с Москвой, Трояни распознал легко – она пересекала рельсы, одним концом связывалась с Дмитровским шоссе, другим упиралась в деревянный эллинг.
