Облако в погонах - страница 6
Боже мой! Я узнал его, братцы,
Невменяем стал: сам не свой,
Сел в сугроб, стал в снегу валяться:
Саша Пушкин стоял живой.
II
Мановеньем его прогоняю,
В исступлении прошу сгинуть прочь
И себя в душе проклинаю:
«Ах, зачем я так пил в эту ночь!»
Крепок дух, что настоян на сене,
Или ты будоражишь, пьяня,
Подбегает Сергей Есенин,
Миша Лермонтов вместо коня.
Говорят все: «Ужели не рад?
Успокойся же, Ося, милый,
Позабудь дивный сей «машкерад»,
В кабаке восстановишь силы».
Поднимают – опять я высок,
Сам иду: не подобие груза,
И, смеясь, покидает возок
Не старуха-княгиня, а Муза.
III
Трактирщик приглашает нас за стол
Немного выпить, просто отдохнуть.
Я с Пушкиным такую речь завел:
« О, Александр, я не могу уснуть!
Мне вдохновенье не даёт покоя,
Но должен я с покорностью немой
Уйти от радостного аналоя…
Да! Душу сковывает призрак твой.
Ты знаешь сам, писал всегда прекрасно,
Как солнца луч, струился твой язык,
А я пишу – мне самому неясно:
О чём, зачем?»
–«Ты, верно, не привык, –
Мне отвечает гений чуть лукаво, –
К чему младое сердце принуждать?
Ещё не венчан с громкою ты славой,
Но уж недолго».
–«Нужно подождать?»
Блажен я был. Речей прекрасных звуки
Земных богов я слушал до конца,
К бокалам пенистым тянулись наши руки,
Чуть отрезвляя пьяные сердца.
Цыгане пели жалобно-лимонно,
Да на дворе метели скучный свист
Мишель пьянел и всё неугомонно:
«А не сыграть ли нам, сеньоры, в вист?»
IV
Мы веселились шумно, но с опаской:
За буйство от потомков нагорит.
«Я это опишу в «Москве кабацкой», –
Поморщив лоб, Есенин говорит.
«Имён не будет, и какого беса
Мне их писать, я не настолько пьян.
Но всё же, Александр, ты был повеса,
А впрочем, я сегодня – хулиган.
Айда туда, где роща золотая!
Она всё чаще снится мне во сне».
«Ко мне в Тарханы, – Лермонтов, зевая, –
Хоть там вольготней, право, по весне».
Жаль, не было коней и даже брички,
В трактире кончился запас вина,
Пошли ко мне и пили по привычке,
Стихи читали хором дотемна…
P.S. Конечно, я проснулся, успокойтесь.
Коль сон таков, то что с него вам взять.
Спокойствие, общественная совесть!
Я не унизил признанную знать.
На брудершафт не пил я с Маяковским,
Не видел Байрона навеселе…
Я соглашаюсь, прикрывая доски,
Где пушкинский автограф на столе.
17 февраля 1979 г.
Господа юнкера, кем вы были вчера? А сегодня вы все офицеры.
Встреча
Военно-лирическая поэма
А. Васильеву
I
В уездном захудалом городишке
Я тосковал один в глуши степной,
Почитывал пузатенькие книжки,
Да верный пёс лохматый был со мной.
Текли тогда размерено и тихо
Недели отставного чудака,
Жизнь бивака в походе, в злое лихо
Забылась, стала как-то далека.
Немудрено. Однако прошлым летом
Трясину скуки разрывает слух:
Драгунский полк в сияньи эполетов
Прибудет сватать барышень-толстух.
Не только их, но эдаких в избытке
В провинциальной нашей стороне:
Перекормили, верно, прямо в зыбке
Несчастных. Я привержен старине.
Не нашей, пусть отважной, но сермяжной,
А эллинской, когда, людей воспев,
Цвели тела и в пику знати важной
Я не любитель рубенсовских дев.
А между тем семейства всполошились:
Рядить в обновы дочку, кто – двоих.
Во всём на волю божью положились,
Но не жалели рук и ног своих.
Числа седьмого, впрочем, было в среду
Весь город изменился, наряжен:
Получше молодца позвать к обеду
(Побольше сделать из дочурок – жён).
II
В кресле спать я был тоже не в праве,
Прискакал, вижу в дымке – драгун,
К городской подъезжавших заставе,
И красив знаменосец, и юн.
Впереди – адъютанты лихие.
Похожие книги
