Обновлённая память - страница 18

– Почемууу? – возопила побагровевшая сестра.

– Я Тольке не дал яблоко, – всхлипнув и утерев покрасневший нос, отчеканил Миша, – Потому что он обзывает меня.

– Кккак? – заикаясь и погружаясь в ступор, выдохнула Таня.

– Недоноском.

Выскочив из-за стола, расстроенный Миша бросился на улицу и на пороге столкнулся с бабой Леной.

– Бабенькин сынок, – тяжело выдохнув, Таня грохнулась на стул…

Художник Власова Клара. За уроками

…Прошёл год, прошёл другой. Миша Коренев из рыхлого увальня преображался в быстро растущего поджарого пацана. К школьным занятиям имел прилежание. Усвоив бабушкин наказ к терпению и незлобливости, спокойно стал сносить всякие ребячьи каверзы. А если иные забияки особо напрашивались, незамедлительно получали затрещину. И никогда не жаловался ни брату, ни родителям, если приходил домой с разбитым носом или фингалом под глазом. Сколько ни пытали родные – кто и где, следовал однозначный ответ: «Шёл. Споткнулся. Стукнулся о дерево». И ни слова более. Таким стойким, бесстрашным и несгибаемым сделал Мишку его старший брат Толька.

В компании своих сверстников старшой слыл отчаянным драчуном. В свои четырнадцать лет имел уже накачанные мышцы. Без особого напряга выжимал шестнадцатикилограммовую гирю и выталкивал над головой тяжеленную штангу с разновесовым набором шестерён от отслужившего свой срок дизель-генератора. Невысокий крепыш был словно пружина, готовый молниеносно распрямиться и вступить в бой не с одним соперником, нанося резкий удар, от которого тот оказывался распластанным на земле.

На крыше дома Толька соорудил площадку наподобие ринга с брезентовой грушей, набитой песком и привязанной к стропилам. Боксёрскими перчатками служили отцовские рукавицы. Нередко и малой оказывался супротив старшего братца. Толька особо не церемонился с Мишкой, приучая того не пасовать, уворачиватья от ударов и самому наносить ответку. И если младший всё-таки оказывался сбитым, тут же, стиснув зубы, вскакивал на ноги и принимал бойцовскую стойку.

Баба Лена, глядя на Толькины выкрутасы, за которые тот не раз был битым отцовским ремнём, сокрушённо качала головой и, вздыхая, повторяла одну и ту же фразу: «Вылитый дед Коренев!» На Мишину просьбу, рассказать о дедушке, которого он никогда не видел, уклончиво отвечала: «Попозже, ещё не время»…

А время бежало вперёд и вперёд. Вот и ещё один год стремился к финишной черте.

Сидя у окна, Миша, прислонив палец к стеклу, закованному толстым слоем льда, пытался проделать лунку, чтобы разглядеть, что творится на улице.

Брат с сестрой были в школе на новогоднем утреннике. Мать с отцом уехали в соседнюю деревню к родне, а Мишку, объевшегося на холоде мороженого и подхватившего ангину, оставили дома под присмотром бабы Лены.

Елена Михайловна, обметя тротуары от навалившего снега, вошла в дом. Скинув у порога валенки и повесив на вешалку фуфайку, подошла к плите, сняв с неё алюминиевую кружку с отваром. Попробовав губами – не горячий ли, приблизилась, к сидящему к ней спиной скучающему внуку.

– Ну, что болезный ты мой, грустишь? Ничего, сейчас мы тебя подлечим. Вот тебе микстура. Выпей пару глотков и пойдём ко мне разговоры разговаривать.

Сегодня Елена Михайловна в отсутствии остальных членов семьи решила-таки поведать любимому внуку тайну своей прошлой жизни, чтобы удовлетворить любопытство Миши. А кому, как не ему, самому близкому и доверчивому, рассказать о своём прошлом, которое, нет-нет, и ковырнёт под сердце ноющей тоской и болью.