– Нет! Нет! И получать тоже не буду!
– Ладно, выходи, – смягчался Антон, – Но чтобы это было в последний раз!
– Понял! Понял! – Мишка пулей вылетал с места экзекуции.
В особо торжественные случаи, например, в дни рождения кого-нибудь из членов семьи, вынимал Антон из тумбочки большую чёрную коробку с довоенным фотоаппаратом «Фотокор-1». На крышке футляра была прикреплена медная табличка в форме ромба: «В подарок красноармейцу А. А. Кореневу от комдива Звездина В. П. 1943 год». Установив фотоаппарат на деревянный штатив и раскрыв откидную доску, Коренев старший наводил фокус на застывших в ожидании щелчка затвора группу фотографируемых. Затем без суеты медленно вынимал рамку и вставлял плоскую металлическую кассету с плёнкой. Зафиксировав кассету защёлками, Антон поднимал вверх заслонку и взводил затвор. Поставив его на временной режим срабатывания, подбегал к группе и – «вылетала птичка»!
Пацанам очень хотелось самим поупражняться в фотографировании, без отцовского надзора. Ходили взад и вперёд возле тумбочки. Взять – не взять. И всё-таки искушение побороло строгий запрет батьки.
Открыв фотоаппарат, начали с сопением крутить головки, выдвигая и заправляя меха с объективом. Поочерёдно заглядывали в сам объектив, показывая языки. Смеялись, завидев свои перевёрнутые рожицы.
– А ну-ка быстро на место ставьте! Отец пришёл на обед! – Появившаяся баба Лена громко предупредила увлёкшихся внуков. Те начали лихорадочно закрывать фотоаппарат, забыв убрать распорки откидной доски. Раздался хруст и одна из распорок надломилась! Не успев добежать до тумбочки, «преступники» вместе с бабушкой были застигнуты врасплох у стола вошедшим в зал отцом.
– Вы что там за спиной прячете? – строго спросил Антон, раздвигая остолбеневших сынов.
– Чья работа? – заскрипев зубами и побагровев, еле слышно произнёс отец, увидев стоявший на столе раскуроченный фотоаппарат.
Не ожидая ничего хорошего, внуки прижались к бабушке.
– Моя, сынок. Моя…, – обняв дрожащих внуков, глядя прямо в глаза сыну, спокойно вымолвила Елена Михайловна, – Я скоро помру. Вот решила на память тебе партрет сделать.
От таких материнских слов у Антона перехватило дыхание. Рванув на груди ворот рубахи и выпучив глаза, он истошно заорал:
– Да ты мне!.. Да ты мне!.. Да на кой… я буду на твой портрет пялиться? Тоже мне – защитница!!!
Стукнув кулаком в косяк и хлопнув дверью, не пообедавши, умчался на работу…
С шоферов Коренев ушёл. Точнее – его «ушли». Забраковала медкомиссия: желудок стал пошаливать. Предложили работу на лесопилке. Согласился: всё-таки работа и дом – рядом и мотаться не надо за тридевять земель, и горячая пища с печки – не шофёрская сухомятка! Согласился…
Шух! Шух! Шух! Шух! – шумно работала пилорама. Рамщик Степан Вербицкий, с головы до ног усыпанный свежими колючими опилками, принимал на станок от Коренева для распиловки на брус очередное четырёхметровое листвяное бревно.
– Антон! Ты чего такой хмурый? Не обедал что ли? – Вербицкий старался перекричать грохочущую машину.
Коренев, махнув рукой, оттаскивал от станка пустую тележку для того, чтобы уложить на неё очередное бревно.
Работали молча. В короткие минуты перекура Степан изредка поглядывал на Антона, неподвижно сидевшего на ровных торцах свежего штабеля. Вид у него был унылый. Вербицкий впервые видел Коренева в таком подавленном состоянии. С расспросами не лез. Ждал конца смены.
