– Патрик, однажды мы научимся летать. Однажды мы покорим небо.
– Лу, ты знаешь, ты знаешь, Лу… что ты самый близкий мой друг! Вот.
Дружба с соседским Луи ставила нож к горлу домашнего режима. Но это был последний день, который они разделили вместе. Луи допустил ошибку и упал вниз, когда вцепился в подгнившую перекладину. А Патрик ещё долго висел на лестнице, боясь пошевелиться.
– Всё, что я любил, умерло. Все, кого я любил, оставили меня…
Я чувствовал, что говорить становится трудно, глаза вмиг наполнились слезами. В кафе на смотровой площадке стало оживленно. Мы смотрели на огромную скалу вдали. Она громоздилась над морем в виде перевёрнутой литеры «L». Каждую минуту с края прыгали люди с всевозможными моделями парашютов: крылами, сферами, листиками, то и дело в небо улетали и прятались в кучевых облаках дельтапланы.
– И насколько все было плохо? – спросил незнакомец.
– О, молодой психиатр оценил по достоинству то, что творилось в моей голове. Ему очень хотелось вписать эту фобию в учебники, но он чуть не поседел, когда открыл доступ к моей памяти.
Мы немного помолчали, наблюдая, как солнце стремится скорее коснуться горизонта.
– Ты должен все рассказать, так надо. Но уже завтра ты станешь свободным и навсегда оставишь это. Потому что оно тебе не принадлежит. Я помогу.
Он немного помолчал и добавил словами маленького Луи:
– Ты будешь летать.
Я стал рассказывать ему, как это все началось. Когда отец в очередной раз меня избил.
В тот день я пошёл за хлебом. Отец любил, когда в доме есть свежий хлеб. По пути я повстречал Луи – он разносил готовые заказы по домам. Его любили и ждали, одаривали всевозможными сладостями, хранившимися в хрустальных вазочках на столах. У Луи было немного свободных денег, и я не мог отказаться от заманчивого предложения пойти с ним в кондитерскую.
– Патрик, однажды, когда я вырасту, я придумаю такую штуку, чтобы как крылья, чтобы мы могли летать. И тогда мы полетим с тобой в Нэви Лэнг.
– Что это за страна такая? – спросил я.
– Это такая страна, где все будут обязательно счастливы, и у всех будут мамы, – сказал Луи. – А ещё там, если подпрыгнуть, можно запросто потрогать облака.
Мама Луи умерла от лихорадки, и его забрал дядя, старый ремесленник. Луи помогал ему по хозяйству, ходил за продуктами, готовил, получал за это карманные деньги и был по-своему счастлив.
Мы задержались у озера. Луи рассказывал свои истории, а я начисто забыл про хлеб. Время предательски убегало от нас, уводя за собой все дальше. Стоит ли говорить о том, насколько мой отец не любил есть без хлеба…
Дома меня ждала взбучка. Отец был в ярости и налетел, разметая в пепел все на своём пути. Если бы мой кроль не выполз тогда из своего убежища… Если бы я тогда не встретил по дороге Луи и пришёл домой вовремя… Отец пнул моего кролика, как кожаный мяч, и тот, перелетев через всю комнату, глухо ударился о дверцу платяного шкафа. Его голова конвульсивно подрагивала ещё некоторое время, потом он затих, оставив мне горстку истлевших воспоминаний.
В ту ночь я увидел во сне отца.
Он был одет во всё белое, словно в огромный рождественский костюм зайца. Отец держал в руках моего неподвижного кроля за уши и что-то говорил мне.
«… принеси из комнаты с инструментами мой нож…»
Он просил принести его любимый охотничий нож. Я не хотел там находиться, я пытался прорваться сквозь топкое месиво сна наружу, но каждое движение тонуло в болоте страха и ненависти. Пробиваясь сквозь невидимую преграду, я искал помощи, я звал ангелов, открывал сакральную книгу, будучи уверенным, что этот страх сейчас же исчезнет без следа. Но в следующий миг громкий окрик отца вырвал из меня надежду на спасение.
