В поисках ответов на эти вопросы исследователи обратились к устному преданию и памятникам местного летописания, в том числе к «Повести о стране Вятской», в изучении которой за прошедшие годы был сделан значительный шаг вперед. В первую очередь, благодаря открытию полного текста «Сказания о вятчанах», который был обнаружен Даниэлем Кларком Уо в Национальной библиотеке Республики Узбекистан и впоследствии описан в монографии «История одной книги: Вятка и «не-современность в русской культуре петровского времени», увидевшей свет в Санкт-Петербурге в 2003 г. [1]
Открытие «Сказания о вятчанах» всколыхнуло интерес к вопросам русской колонизации Вятского края. Ответом на этот вызов стала монография А. Л. Мусихина «Вятка: Символы и смыслы» [2], которая, по представлению Вятской епархии, была номинирована на премию Кировской области. Причем, неслучайно, так как во время работы исследователя с памятниками вятской письменности, хранящимися в центральных архивах, епархия оказывала посильную помощь в приобретении их электронных копий, которые позже были переданы в фонды Вятского Духовного училища.
Посильное участие в этих исследованиях также принимал автор этой статьи, которому посчастливилось не только исследовать памятники вятского летописания, но также нести послушание настоятеля Борисоглебской церкви села Никульчино и одного из организаторов Никулицкого крестного хода, многократно бывать в местах, ставших колыбелью православной Вятки и наблюдать их, что называется, в полевых условиях. Результаты этих наблюдений не раз были представлены на конференции «Обретение святых», в статьях, опубликованных по итогам работы [3, 4], а также в книге «Начало Страны Вятской», изданной приходом Никулицкой церкви и опубликованной в сети интернет [5].
Итоги всей этой большой работы по изучению Никулицкой традиции можно представить в виде следующих тезисов.
Впервые известие о походе новгородцев, взятии Болванского городка и основании Никулицына, появилось в вятских статьях «Летописца старых лет», написанных между 1666 и 1674 гг. [6], после возвращения первого вятского епископа Александра с Большого Московского собора 1666—1667 гг. и до его отъезда из Хлынова в январе 1674 г. Откуда это известие попало в «Сказание о вятчанах» и «Повесть о стране Вятской», составители которых его значительно дополнили и раскрасили различными подробностями. Опираясь на известные им источники, в соответствии с историческим моментом и собственными представлениями об участниках похода 1181 г., которых автор «Сказания о вятчанах» называет беглыми холопами, а автор «Повести о стране Вятской», оспаривая это мнение, «самовласцами», то есть полноправными новгородскими гражданами.
О том, насколько это соответствует истине, известные нам источники судить не позволяют. Важно другое – критика в адрес «Повести о стране Вятской», причем, часто обоснованная, не отменяет факта первого упоминания о походе 1181 г. в «Летописце старых лет», что делает особенно актуальным исследование именно этого источника и заставляет с вниманием отнестись к событию, с которого когда-то началась история русской Вятки.
По мнению А. Л. Мусихина, это позволяет сделать вывод о том, что «в более раннем вятском летописании существовала только одна дата – 1181 г., которая никак не соотносится с датой похода через Вятку ушкуйников в 1374 г.» [4, C. 20]. Все попытки отождествить эти два события на основании того, что их даты подозрительно похожи, следует признать несостоятельными. Напомним, что первым это мнение высказал А. С. Верещагин (1835—1908), предположивший, что автор «Повести» намеренно состарил историю Вятской земли на два века, чтобы «воспрославить своих вятских праотцев и связать их начальную историю с историей знаменитых новгородских древних славян», и «по тем побуждениям букву летописного известия (6882—1374 г.), обозначающую 800, заменил буквой, обозначающей 600 (6682—1174 г.), и такой ничтожной, по-видимому, „поправкой“ поход новгородцев на Вятку отнес ко времени более раннему, чем он был, ровно на двести лет» [7, С. 90—91]. При этом вопрос о происхождении дат начала русской колонизации Вятки и времени основания г. Хлынова по-прежнему остается дискуссионным [4].
