Последнее произнести было особенно трудно. А как произнес, сразу стало легче. Исповедовался, блин. Зато вся эта компания, весь этот «узкий круг» из ФСБ, Мамыры, Лизки и Маринки, на которых я теперь и в самом деле не мог поднять взгляд, словно превратился в круг близких друзей. Впрочем, так оно и было.
– Да, – сказала Мамыра.
Просто «да» и ничего больше. Вот ведь, седой и обаятельный детектор лжи. А Маринка почему-то отвернулась и принялась чесать нос. Прости, если разочаровал, не на горизонте ты, ближе, конечно, но не дотянешься. Разве что ребра раздвинуть. Лизка снова полезла в саквояж. А ФСБ принялся постукивать пальцем по стене. После чего сказал:
– А ты поэт, Коля. Да, есть такой способ взаимодействия с сущим – поэзия. Стихи при этом писать необязательно. Ладно. Давай, Марина. Запускай ролик. Начни со второго.
– Сколько их всего? – спросила Лизка.
– Пять, – вздохнула Маринка.
– Самый интересный пятый, – хмыкнул ФСБ.
– А самый опасный – четвертый, – прошептала Мамыра.
– Второй, – кликнула мышкой Маринка.
Запись была неважного качества. Наверное, это зависело от параметров видеокамеры или от расстояния. Камера стояла где-то ближе к метро «Арбатская», чуть ли не в сотне метров от того самого места, где я почувствовал протыкающую меня стрелу. Народ в кадре, мягко говоря, не толпился. Маринка повела мышкой и чуть увеличила изображение. Конечно, никакой четкости, но…
– Замедли, – попросил ФСБ. – Вот. Смотрите.
Мы склонились к экрану. Возле санкабин появилась фигура. Нет, ни одна из санкабин не открылась, фигура как будто материализовалась из воздуха. Не слишком высокая, стройная, кажется, принадлежащая женщине.
– Далеко, – нахмурилась Лизка. – Почти распадается на пиксели.
– Смотри, – посоветовал ФСБ.
Маринка еще приблизила изображение, оно стало размываться, но кое-что угадать было возможным.
– Примерно за пять минут до твоего появления, – она посмотрела на меня.
Это была фигура женщины, возможно, довольно молодой. Ни лица, ни каких-то подробностей разглядеть было нельзя, разве что определить, что у нее черные волосы и свободная одежда – что-то вроде плаща или длинного кардигана.
– Сейчас, – прошептала Маринка.
Женщина подняла руку и что-то извлекла из воздуха. Что-то едва различимое, исчезающее в размытой картинке. Поднесла это к лицу и тут же протянула обратно. Вернула в невидимость.
– Стрела, – мрачно сказала Маринка. – Вытащила ее из воздуха, поднесла к губам, плюнула на наконечник и вернула.
– Вот он и объект приворота, – скрестила руки на груди Лизка и тоже посмотрела на меня. – Не могла же она плюнуть чужой слюной?
Я пожал плечами. Что я мог сказать по этому поводу? Никакого приворота к едва различимому силуэту я не чувствовал.
– И финал, – хмыкнул ФСБ. – Ты отлично поработала, Марина.
Она кивнула. На экране ноута незнакомка растворилась точно также, как и появилась.
– Что скажете? – спросил ФСБ.
– Есть нестыковки, – заметила Лизка. – Если представить, что она подошла к тому самому амуру или купидону, то, получается, что она его видела.
– Разве это удивительно? – пожал плечами ФСБ. – Пакость многие видят. Некоторые от природы, – он посмотрел на меня, – некоторые с помощью определенных ухищрений. Еще что?
– Она вытащила из невидимости ментальную стрелу, – прошептала Маринка. – Или сделала ее видимой или даже материальной. И плюнула на нее. Хотя, может, дыхнула. Или сказала что. И еще одно. Она… появлялась и исчезала. Это перемещение? Или невидимость? Может, она сама пакость?
