– Это плохая отговорка, – заметил домовой. – Мама твоя как раз об этом сказала соседу, когда он к ней заходил за молоком. У них там ребенок, а они купить не успели. Или вроде как денег нет. Не знаю, они там наверху ругаются постоянно. И у них с твоей мамой у двери какой-то разговор образовался. И он ей начал, что мол какая ты Макина? У тебя на лице написано, что ты еврейка. Или муж твой был еврей. Посмотри на сына своего! Я ничего против не имею, но почему Макина? А мама твоя ему так спокойно-спокойно – Да хоть Иванова! Что же это получается, соседушка, Илья Сергеевич, ты, оказывается, антисемит?
– А он? – напрягся я.
– А он вдруг извиняться начал, – хмыкнул Фемистокл. – Не знаю, почему. Думаю, что у твоей мамы силушка есть. В глазах или еще как. Может, она пальцами щелкнула. Так он сказал, что нет. Что не антисемит. Что у него даже на работе в ЖЭКе техник, который еврей, друг.
– А мама? – спросил я.
– У тебя замечательная мама, – вздохнул домовой. – Она дала ему молоко и закрыла дверь. Сначала, правда, сказала про отговорку. А потом мне повторила, что это плохая отговорка. Ну, что у меня даже друг есть еврей. В твоем случае, это тоже не очень. Что ты меня не причисляешь к пакости. Исключение делаешь.
– Прости, – замотал я головой. – Как-то не задумывался. И как же вас надо называть?
– Не знаю, – зевнул Фемистокл. – Мы как-то и без названия обходимся. Вот звери в лесу? Думаешь, названия какие используют? Мы, конечно, не звери, и в лесу я не был еще, но все-таки? Или я еще молод, не все знаю.
– Тайный народ подойдет? – спросил я.
– А что? – оживился домовой. – Мне нравится. Но это если скопом. А если по одному?
– Я подумаю, – пообещал я. – А еще что тебе мама сказала?
– Сказала, что всегда разговаривать нужно, – снова зевнул Фемистокл. – Разговор лучше, чем война. Но, если, к примеру, тебя жидовкой обозвали, нужно сразу бить в пятак.
– Куда? – удивился я.
– Я тоже переспросил, – признался домовой и нажал пальцем на свой нос-картошкой. – Оказывается, пятак – это здесь.
На мгновение я представил, что у меня появляется семья, дети, для мамы, значит, внуки, и в какой-то момент она начинает заниматься их воспитанием. Наряду с родителями, конечно. Нет, если серьезно, все это довольно неожиданно, но с точки зрения педагогики, кажется, верно. Во всяком случае, я бы с таким подходом согласился.
***
До Ростокинского проезда я добрался уже в темноте. Все-таки даже воскресный вечер не баловал меня свободными трассами, да и навигатора у меня не было. Можно было бы оживить его на андроиде, но не люблю я маленькие экраны. Краем глаза я посмотрел у Толика навигатор в Пежо, вот это дело – панорама, улицы, пробки, красота, не езда, а сплошное удовольствие. Еще и попискивает в нужных местах. Так и будет, сначала гаишники, потом видеокамеры, а чуть позже БПЛА с радарами и штрафными талонами. А может, и с прикрепленным боезапасом. Превысил скорость, начинай петлять по дороге, а то присадит фугасным.
По дороге я прикупил большой пакет сушек, две пачки чая и кусковой сахар, но не рафинад. Пришлось порыскать, но написал в чат, Маринка для меня нашла. Ну и, конечно, коньяку. Не самого дорогого, но приличного. Когда-то мой будущий собеседник обожал «Слынчев бряг». Где его теперь взять? Я ехал к Венику.
– Кто такой Веник? – спросил Фемистокл, который успел и выспаться, и поковырять в носу, и спеть, как оказалось, свою любимую песню «О сколько их упало в эту бездну», и подивиться ночной Москве, обратившейся в монпансье веселых огней.
