А тут пришёл новый епископ и сразу принялся возводить Кафедральный собор. Я тогда мало интересовался жизнью епархии и только из газет, из теленовостей узнавал о том, что собираются возводить новый собор. Было много дискуссий на этот счёт. Особенно ожесточённая борьба шла за место строительства. Наконец с большими трудностями епископ Евстафий и верующие при поддержке некоторых чиновников убедили общественность, что собор нужно строить у железнодорожного вокзала на месте разваливающегося стадиона «Труд». Уже тогда я чувствовал, что новый епископ обладает твёрдым характером, пользуется большим уважением читинцев, и поддержкой власть предержащих.
Решение о строительстве нового собора, который назвали в честь Казанской иконы Божьей Матери, было подписано в сентябре 2001 года, а освятили новый храм 26 сентября 2004 года. Всего три года ушло на строительство самого крупного в Сибири и на Дальнем Востоке храма.
Надо сказать, что в собор я тоже не ходил. Не был и на его освящении, которое совершал будущий Патриарх, а тогда митрополит Кирилл. Постепенно через газеты, телевидение я составил для себя образ нашего епископа как очень духовно сильного, уважаемого в обществе, авторитетного и пробивного среди руководства города и области человека.
Скоро жизнь познакомила меня с епископом Евстафием ближе.
«По единой и неоднократно!»
Как уже говорилось, я служил в УФСИН по Забайкальскому краю, возглавлял там редакцию газеты для осуждённых «Резонанс». В пору демократизации (или ещё говорили либерализации) условий отбывания наказаний большое место отводилось религиозному воспитанию. Даже сама наша уголовно-исполнительная система по-другому называется трудно выговариваемым словом «пенитенциарная», что с латинского переводится как «покаянная».
Когда советская власть приказала долго жить, в страну хлынули зарубежные проповедники из различных протестантских церквей. Руководство нашего управления поначалу не понимало, что церковь церкви рознь, и пускало проповедовать Евангелие всех, кто просился «за решётку». Тогда, в начале 90-х и позже, это было модно и прогрессивно. Да и количественно новоявленных пасторов в цивильных костюмах с галстуками было несравнимо больше, чем наших православных священников. Но со временем в исправительных колониях стали строить даже православные часовни и храмы, священники стали частыми и желанными гостями в колониях, а вот иностранным гостям (сейчас их даже называют иноагентами) мягко давали от тюремных ворот поворот, находя для запрета различные формальные поводы.
Как-то я отправился в командировку в исправительную колонию №1 в город Нерчинск. Там устанавливался крест на месте, где намечалось строительство православного храма. Молебен на месте будущего храма надлежало совершить епископу Читинскому и Забайкальскому Евстафию.
Я добирался до Нерчинска на служебной «Волге» вместе с начальником управления полковником внутренней службы Петром Андреевичем Филипповым, человеком спокойным, простым в общении, хорошим хозяйственником. А епископ прибыл на место на чёрном джипе, который, как я знаю, подарил епархии какой-то крупный предприниматель (кстати, этот джип действительно потом останется за епархией, когда владыку Евстафия перевели на новое место службы во вновь учреждённую Александровскую епархию).
К приезду архиерея в ИК-1 тщательно готовились. Небольшую группу осуждённых (как правило, в колониях не так много верующих или желающих показывать свою религиозность на людях) и сотрудников колонии построили на отведённой под строительство площадке. Быстрым шагом – владыка Евстафий худощавый, очень энергичный – епископ подошёл к собравшимся, сказал небольшую речь и приступил к молебну, в ходе которого установили деревянный крест и вкопали в землю капсулу со святыми мощами, что всегда делается при закладке нового храма. Я хорошо запомнил, что в основание храма (а он посвящался Новомученикам и исповедникам российским) были положены мощи новомученика Константина Богородского. Позже я узнал, что Константин Богородский возглавлял отделение Союза Русского Народа.
