Был я отличником боевой и политической подготовки, секретарём комсомольской ячейки и редактором «Комсомольского прожектора». Награждался «Почётным знаком ЦК ВЛКСМ» и поощрялся отпуском домой. Служба прошла гладко, но вот в конце службы случился конфуз.
Я хорошо рисовал, и в начале моей службы старослужащие часто привлекали меня для оформления их дембельских альбомов. Скоро за мной закрепился статус батальонного художника. А так как таланты всегда берегут, меня, снабдив красками, калькой, тушью и т.п., вместо нарядов запирали, подальше от глаз проверяющих офицеров, в кабельном классе, в Ленинской комнате или в каптёрке, где я предавался творчеству.
А став «стариком», я мог заняться оформлением уже своего альбома. Вообще-то, делать альбомы нам запрещали, потому что часть была секретная – правительственная связь КГБ СССР – фотографировать ничего нельзя. Найденные альбомы сразу уничтожались безжалостно. Особенно нюх на альбомы и прочие «запрещённые предметы» был у комбата. Он находил их везде. Иногда добыча шла ему прямо в лапы. Был такой случай. Рано утром он поймал солдата с дембельским чемоданчиком-дипломатом. Дипломат был закрыт, естественно, на ключик. Так вот комбат просто оторвал крышку, ухватившись со стороны шарниров… В таких чемоданчиках обычно хранились бархат, рандоль, заклёпки, шевроны, краски, клей, позолота и т. д. – всё для творчества. Конечно же, всё это в гневе было втоптано в грязь и размазалось подполковничьими подошвами по асфальту.
Я же уже писал свою поэму и рисовал к ней иллюстрации. На одной из самых знаменитых моих гравюр изображалось: утро, подъём, солдаты бегут кто в чём, кто голый, кто в одном сапоге, а сзади их нагоняет разъярённый комбат Лисовский в неизменной красной шапочке и с секундомером в руках.
И вот бегут солдатики
С постели прямо в строй,
Как сворой псов гонимые,
Бегут и спотыкаются:
Им за минуту двадцать бы
Кровь из носу успеть…
И вот однажды Лисовский находит мой блокнот с моими стихами и с моими рисунками…
Дело было ещё до подъёма. Совершая свои ранние пробежки, комбат часто попадал в часть не через КПП, а прямо через забор, чтобы застать батальон врасплох. Вот и в этот раз он незаметно перемахнул через забор (у нас не было никакой колючей проволоки, и заборы были низкие, кирпичные) и забежал за здание казармы. С тыльной стороны её было хорошо видно, где горит свет, и кто что делает. В эту ночь какой-то солдат увлечённо оформлял в Ленинской комнате свой дембельский блокнот, где был мой знаменитый рисунок «Утренний подъём». Засидевшийся до утра бедолага был схвачен с поличным.
После подъёма батальон в ожидании очередного марш-броска стоял на плацу напротив дверей казармы, а подполковник Лисовский читал нам нотацию:
– Вы знаете, обстановка в мире сейчас напряжённая. Каждый день вы видите перед собой плакат: «Солдат! Будь бдителен – до государственной границы 30 километров!» Я изо дня в день занимаюсь с вами тренировками, чтобы в случае объявления боевой тревоги батальон сумел молниеносно встать в строй и приступить к выполнению боевой задачи. Но вот Полуполтинных считает, что комбат занимается хореи и рисует на него карикатуры!!! Тем самым он подрывает боеготовность нашего батальона!
В общем, то, что я тут изложил в нескольких фразах, у комбата было витиевато, грозно и, конечно, приправлено отборной площадной бранью. В такие моменты в уголках рта Лисовского появлялись хлопья пены, глаза полыхали огнём. Ах, как он нравился мне в эти моменты!
