– Майкл? – позвала она тихо, почти неуверенно, её голос прозвучал жалко и слабо в мертвой тишине комнаты. – Майкл, не мог бы ты посмотреть, пожалуйста, что случилось с проигрывателем?
Дверь его кабинета открылась почти мгновенно, словно он все это время стоял прямо за ней и ждал этого зова. Он вышел в гостиную, его лицо было по-прежнему бесстрастным, ничего не выражающим, глаза смотрели куда-то поверх её головы, в пустоту.
– Что случилось? – спросил он ровным, абсолютно лишенным всякого интереса тоном.
– Проигрыватель… он почему-то не играет. Только этот ужасный скрежет, – Эмили беспомощно указала рукой на молчащий аппарат, в её голосе невольно прозвучала слабая, отчаянная надежда. Может быть, хоть это он сможет исправить? Сможет починить? Сможет вернуть в их жизнь хотя бы музыку?
Майкл медленно подошел к проигрывателю. Он даже не наклонился, не присмотрелся к деталям. Лишь безучастно, почти брезгливо потрогал пыльную крышку, затем легко коснулся пальцем тонарма.
– Сломался, наверное, – констатировал он так же ровно и безучастно. – Старый уже. Чего ты хотела? Я посмотрю как-нибудь потом. Может быть, починю. Если будет время.
Он уже повернулся, чтобы уйти обратно в свой кабинет. Его обещание прозвучало абсолютно пусто, фальшиво. Эмили уже знала, что «потом» в его новом лексиконе всё чаще означало «никогда».
Но она успела заметить. На одно короткое мгновение, когда он отходил от проигрывателя, косой луч света из окна упал на самый кончик тонарма под определенным углом. И она отчетливо увидела иглу звукоснимателя. Вернее, то, что от неё осталось. Она была не просто грязной или как-то не так установленной. Крошечный, почти невидимый кончик алмазной иглы был аккуратно, чисто, намеренно сломан. Отломан у самого основания.
Ледяной холод снова пробежал по её спине, сковав дыхание. Когда? Как? Неужели это Майкл?.. Мысль была слишком чудовищной, слишком мелочной и жестокой, чтобы её можно было легко принять. Зачем ему это делать? Но неопровержимый факт оставался фактом. Игла была сломана. Преднамеренно сломана. А значит, и музыка тоже умерла. Та самая, их нежная, хрупкая музыка, что невидимыми нитями связывала её с счастливым прошлым, с тем прежним Майклом, которого она когда-то так сильно любила, больше никогда не прозвучит в этом проклятом доме. Она исчезла, как бесследно исчезла её любимая брошь, как пропала кошка Лили, как медленно и неотвратимо исчезала её последняя надежда на спасение. Остался только этот отвратительный скрежет сломанной иглы и тяжелая, давящая, гнетущая тишина, нарушаемая лишь далеким, едва слышным, вкрадчивым шёпотом из стен. Музыка умерла. Окончательно.
Часть 7
На следующий день Том Харпер, озадаченный коллега Майкла Грейвса из бухгалтерской фирмы «Стерлинг и Партнеры», не спеша шел по оживленной Мейн-стрит во время своего законного обеденного перерыва. Солнце все еще нещадно пекло, но легкий ветерок, долетавший с реки, приносил обманчивую иллюзию прохлады. Том рассеянно размышлял о Майкле Грейвсе. Странным он определенно стал в последнее время, очень странным и непредсказуемым. Замкнутый, постоянно рассеянный, литрами пьющий какой-то жутко крепкий черный кофе, который неизменно приносил с собой в стальном термосе, и иногда подолгу, совершенно неподвижно смотрящий в окно офиса так, будто ждал какого-то только ему известного сигнала к началу чего-то важного и, вероятно, неизбежного. И этот его внезапный, пугающий интерес к мрачным форумам фанатиков-выживальщиков… Том до сих пор не мог забыть того, что случайно увидел на мониторе Майкла пару дней назад – зловещий «Лагерь Грейвса», какие-то жуткие схемы ловушек или вентиляционных систем, фотографии ржавых строительных инструментов. Было в этом что-то по-настоящему жутковатое. Том, по своей добродушной натуре, пытался убедить себя, что это, скорее всего, просто новое, пусть и странное, хобби Майкла, его личный способ справиться с накопившимся стрессом из-за тяжелой болезни жены, но какой-то неприятный, тревожный осадок на душе все равно остался.
