Вот в таком положении пистолет бесполезен. Я пытаюсь руки вытащить и опустить, не получается. Парень невероятно сильный. Точно знаю, что у него не руки, а сталь.
Я не кричу, потому что он склоняется и… У него слёзы на глазах!
— Не плачь, — шепчу как можно нежнее.
Пытаюсь высмотреть его лицо, которое он от меня прячет, наклоняя голову совсем низко. С ним можно говорить по-человечески. Корсаров не обидит. Даже когда Рон на меня нападал в школе, я знала, что если я попрошу, он услышит. Только никогда не просила, потому что вот от таких налётов на мою хрупкую фигуру верещала, как потерпевшая, и начинала отбиваться всеми путями. Тогда можно было, теперь я даже не пошевелюсь под его напором.
Никак не хотелось, чтобы меня насильно… Это ужасно неприятно. Одно спасает от истерики: мысль, что это мой парень, в которого я давно влюблена. И я стала старше. Шепчу сдержанно:
— Расскажи мне.
Мирон, как неожиданно меня к стене пришпилил, так же неожиданно отпускает мои руки и начинает зацеловывать мои запястья...
Я теряюсь, если не сказать больше, я в лёгком шоке. Уже собралась верещать и звать на помощь, как вдруг такое странное поведение. Губы у него горячие и мягкие. От поцелуев бежит дрожь по телу. Накатывает такое возбуждение, что я с трудом сдерживаю себя. Хочу с Мироном повернуть обратно, вернуться в квартиру и отдаться ему прямо сегодня.
Но понимаю, что этот парень изрядно не в себе.
Рон поднимает на меня мокрые глаза.
— Всё хорошо, — хрипло говорит он.
Я отрицательно мотаю головой, потому что всё очень плохо. Беспрепятственно освобождаю свои руки из его пальцев и запускаю их в лохматую густую шевелюру, склонённую передо мной.
Корсаров прикрывает глаза от удовольствия. Очень медленно выпрямляется. Нависает надо мной. Взгляд его втекает горячим шоколадом в мой разум, расплавляет остатки сомнений. У него чуть трясутся губы, у меня тоже…
Можно целоваться. Вот прямо сейчас.
— Как собаки, по подворотням жмуцо, — ворчливо говорит какая-то бабуся, проходя мимо нас.
Мирон… Он же Рон, он же на всё ответить должен, кидает на старуху злой взгляд. Сейчас скажет несчастной женщине всё, что он о ней подумал.
Я хватаю его лицо в ладони и поворачиваю к себе, начинаю смеяться.
Рон успокаивается мигом и тоже смеётся.
Ладно, потом всё выясню, что у него за чума в голове.
Беру его горячую, действительно влажную ладонь и тащу за собой дальше по переулку в сторону остановки.
****
Не верится, что я с Роном. На душе так легко. Про всё на свете забываю рядом с ним. Это влюблённость, самая настоящая. Такая глубокая, что мне даже немного страшно. Поэтому решаю сразу, что после этого свидания нужно сделать перерыв, а то сорвусь и сгорю в его объятиях.
Мы самая красивая пара не только в автобусе, но и во всём городе. Это я наверняка знаю. В салоне общественного транспорта открыты все окна. Приятный ветерок шевелит волосы Мирона. Я не выдерживаю, достаю телефон и делаю наше селфи. Он наклоняется ближе ко мне. Я чувствую его жаркое тело совсем близко, его приятный аромат.
Фото великолепное, сразу ставлю на заставку его номера телефона.
Мне приятно рядом с ним. Это из юности.
Корсаров, конечно, приставал ко мне жёстко, но если честно, то мне нравился его напор, и сопротивление доставляло своеобразное удовольствие.
Он защитник.
У него руки крепкие, с выпуклым рельефом вен. Он ими меня с двух сторон заключает в объятия, я стою спиной к окну, краснею. На него не смотрю, разглядываю нашу фотографию. Картинка меняется, на экране телефона, появляется надпись: «Заказ пирожных, Алла».
