– И то верно, последнюю, – согласился Андрей Степанович.
– Где они?
– Там, на подоконнике, за занавеской.
Борис Петрович взял доску, подошел к кровати.
– Ну, двигайся.
– Зачем, мне и так удобно.
– Хочу лечь с тобой рядом. Вместе жили, вместе играли, может, и умрем вместе.
Андрей Степанович посмотрел на друга с взглядом, который появляется между друзьями, когда они понимают друг друга без лишних слов.
Он пододвинулся, а Борис лег рядом, раскрыл доску, высыпав фигуры, и установил ее одной стороной на своей груди, а другой – на груди Андрея. Расставив шахматные фигуры, они стали играть, не раз ловя себя на мысли, что эту партию они уже когда-то играли.
Обменявшись пешками, а потом слоном на коня, Борис Петрович сказал:
– Расскажи о нашей жизни ему.
Рука Андрея Степановича зависла над шахматной доской, а взгляд пары туманных глаз невольно покосился в сторону Бориса.
– И ты туда же.
– Что поделаешь, я ведь тоже человек. Жить на земле и не страдать – невозможно. А мне так это надоело, мочи нет.
В этот момент тихонько открылась дверь и вошла Люба. Этим партия и кончилась. Налетев, как птица, защищавшая свое гнездо, она прогнала Бориса Петровича, но интересную шахматную позицию друзьям все же удалось сохранить, хоть доска с расставленными на ней фигурами тихо и плавно переместилась на секретер. Друзья расстались, как джентльмены: отдав должное сильной позиции противника, но в мыслях сохранили преимущество комбинации за собой, в надежде разгромить соперника завтра.
Но завтра этому матчу не суждено было завершиться, так как ночью Андрею Степановичу стало тесно в груди, потом появился жар и нестерпимая боль. Когда перепуганные и полусонные соседи вызвали скорую, больной уже ничего не чувствовал. Так, в беспамятстве, его тело унесли на носилках. Все пять дней, в течение которых лучшие врачи Еврейской больницы Одессы боролись со смертью, все жильцы коммунальной квартиры, где проживало восемь соседей в шести раздельных комнатах, думали о счастливом Андрее Степановиче, фантазируя его встречу с Богом и каждый представлял, как о нем рассказывал избранник Бога, перечисляя все его хорошие стороны, вспоминая все земные муки души.
«Клиническая смерть?» – так сказал молодой доктор, привезший на машине скорой помощи возвратившегося с того света Андрея Степановича.
– Теперь ему нужен покой, – сказал он на прощание.
В комнате столпились все. Пришла даже Арина Семеновна, не выдержав своего годичного заточения. Выйдя из своей скромной кельи, она, глядя на Людмилу, державшую на груди библию, твердо заявила:
– Следующей буду я! Он мне приснился этой ночью.
Никто не придал ее словам значения, ведь все взгляды и мысли были направлены в сторону Андрея Степановича, лежащего на своей кровати. Еще более бледное, чем до больницы, лицо Андрея Степановича ничего не выражало, оно было схоже с лицом Девы Марии с поднятыми глазами. Он смотрел не на кого и на все, что его окружало сразу.
Казалось, что взгляд этого святого человека, побывавшего в замке Бога, объединял всё сущее. Они казались просветлевшими, широко раскрытыми, и все еще хранящими в себе частичку загробного мира.
– Ну что? Что молчишь? – первым, не выдержав, нарушил гробовую тишину Борис Петрович.
– Как там? – спросила Людмила. – Ты говорил с ним?
– Ты передал ему мои советы? – тихо, с глубокой надеждой, спросил Тимофей Савович.
Молчала лишь Люба, она сидела на табуретку у изножья кровати, склонив голову и молча глотая слезы, медленно скатывающиеся по ее разрыхленному морщинами лицу.
